Как рассмеялась бы Элль, если бы кто-нибудь еще полгода назад сказал ей, что по прошествии пяти месяцев она встанет у алтаря в подвенечном платье и на вопрос священника: «Берешь ли ты, Элеонор Фальбер, в мужья…» — ответит «да», даже не дослушав его до конца, и так громко, что эхо ударится в своды церкви и запрыгает между витражей… Боже, как ей стало неловко! Венчавший пару пожилой кюре Фабрелатр, знавший Элль с младенчества, крестивший ее и давший ей первое причастие, выслушав этот торопливый ответ, незаметно для других подмигнул ей с заговорщическим видом, чем заставил покраснеть до самых корней волос. Нет, Элль наверняка подняла бы на смех и предсказание, и самого незадачливого, как бы она подумала тогда, предсказателя.
Она не торопилась выходить замуж, хотя мать уже не намекала ей, что неплохо бы подумать о замужестве, а попросту стала предлагать кандидатуры, сопровождая их соответствующими хвалебными эпитетами и пространными панегириками. И всегда начинала одними и теми же словами: «А почему бы тебе не подумать о…» А затем называлось имя возможного мужа и отца семейства, очередного кандидата из числа обалдуев, которые, по мнению матери, не могли бросить тень на семью Фальбер. В конце концов они с матерью даже поссорились, и отец был вынужден выступить в роли третейского судьи. Под его крылом Элль и обрела защиту, выразившуюся в кратком вердикте, вынесенном отцом после очередного спора с матерью.
«Пусть решает сама», — сказал отец. Мать была недовольна, но прекратила навязывать Элль женихов. Тем более что отец, предоставив ей свободу действий, заметил, что он, однако, надеется на благоразумие своей дочери, так как ему будет неприятно, если она останется старой девой. Элль заверила его, что она и сама против подобного исхода.
Столь активное заступничество Элль получила еще и потому, что была младшим ребенком в семье и, соответственно, любимицей. Кроме этого, отец имел надежный тыл в лице сына, старшего брата Элль Дерека, и на любые — в перспективе — чудачества дочери готов был смотреть сквозь пальцы, практически не надеясь даже на малейшее ее участие в наследственном семейном бизнесе. Дерек был старше Элль на десять лет и давно уже стал полноправным компаньоном. Отец с легким сердцем передавал сыну и обувную фабрику, и сеть магазинов: Дерек не зря тратил деньги, которые платил отец за его образование, — получил магистерские степени по экономике и юриспруденции. Помимо образования Дерек обладал крепкой деловой хваткой и завидной интуицией, позволившей ему удачно играть на бирже, не привлекая к спекуляциям средства отца. В конце концов отец сам стал предлагать ему деньги. Элль же ожидало неплохое приданое плюс наследство, в принципе позволявшее ей предаваться безделью до конца жизни и не зависеть от финансового положения мужа, если он наконец появится.
Однако Элль решила по-своему. С детства обладая неплохими способностями рисовальщика, заявила, что собирается заняться дизайном, разрабатывать модели женской обуви, и поступила в школу при синдикате Высокой моды. Получив заветный диплом, она настояла, чтобы отец позволил ей начать работу в лаборатории дизайна его фирмы, хотя могла бы начать собственное дело: и отец, и брат финансировали бы ее и оказывали всяческое содействие, будь у нее такое желание.
«Сестрёнка, — сказал тогда Дерек. Он как раз приехал на уикэнд к родителям вместе с женой и сыновьями- двойняшками. — Oтец просто вне себя… — и, сделав многозначительную паузу, добавил: — …от счастья. Теперь ты можешь вить из папы веревки». Элль искренне удивилась словам брата. Она всегда любила отца и не собиралась пускаться в какие-либо манипуляции в поисках собственной выгоды. Для себя она решила вопрос занятости — и все. Светский образ жизни ее совершенно не привлекал, мысли о замужестве — если только мама не напомнит — ее не посещали. Надо было чем-нибудь заняться, пока в голову не придет более серьезная мысль. Так она и заявила брату. Дерек не нашел, что сказать в ответ. Только озадаченно покачал головой, рассеянно чмокнул сестру в щеку и ушел, призываемый своими близнецами, от криков которых в доме звенели стекла. Элль после разговора с братом выглянула в окно, увидела племянников, потрясающих перьями индейских головных уборов и пластмассовыми томагавками, и подумала, что, может быть, все потому так и получается, что сама она в детстве предпочитала не кукол, а такие вот перья и томагавки.
