- Простите, пожалуйста, - я быстро ослабила шарф - в квартире было ужасно жарко, - а вы не могли бы мне сказать адреса её ближайших подруг?
Она задумалась, сморщившись болезненно и жалко:
- Лена... Лена Суровцева в нашем доме, в первом подъезде, квартиру не помню... Еще Таня Кириллова, они со школы дружили...
- Да что ты, Надь, распинаешься? - вдруг перебила Лиза. Она теперь сидела на тумбочке, упираясь в пол вытянутой ногой и слегка покачиваясь вперед назад. Тумбочка тоненько поскрипывала, два близко стоящий флакончика с лаками позвякивали друг о друга. - Чего ты, как на допросе?.. Девушка вон сказала, что у неё есть соображения по поводу смерти Кати, так пусть сначала сама расскажет, а потом уж спрашивает!
И снова этот взгляд - тоскливый, тревожный, как у больной собаки!
- Да, в общем, конкретно сказать мне вам пока нечего, - я замялась. Тем более, тайна следствия. Но очень возможно, что убийство Кати как-то связано с мужчиной. С мужчиной, который её любил, которого она просто привлекала, как женщина... Ну и, возможно, с которым у неё были близкие отношения.
Тумбочка опять скрипнула. Лиза оперлась широкой спиной о зеркало и внимательно разглядывала туалетную воду в дешевом флаконе в форме свернувшейся змеи.
- Нет, - глаза Катиной матери вдруг погасли, а лицо сделалось совсем старым и больным, - вы, наверное, ошибаетесь... Мою дочку и всех этих людей убил сумасшедший. Нормальный человек такого сделать не мог... Мне даже говорили, кто.
- Что значит, говорили? - я чуть не поперхнулась словами.
- Да нет... Не то чтобы говорили. Просто ещё на Катиных похоронах... Рассказывали, что из больницы сбежала одна умирающая старуха, и никто её не мог найти. А она стала прятаться по подвалам в больничном городке, и несколько раз её видели... У нее, вроде, и родные есть, а она совсем-совсем ненормальная. Страшная такая, оборванная... Вот и женщину последнюю убили в больничном городке...
- То есть, вы думаете, что сумасшедшая женщина может иметь какое-то отношение к смерти Кати?
- Не я одна так думаю. В городе про эту старуху уже говорят.
Она замолчала, и в её застывших, уставленных в одну точку глазах, теперь отражалось кухонное окно, как когда-то в виноградинах на груди Галины Александровны - солнце. Наверняка, она думала о сумасшедшей ведьме из подвала, хватающей за белую шею её родную, любимую доченьку. Мне в историю с безумной старухой не очень-то верилось, однако, все равно стало не по себе.
- Спасибо вам. Я пойду, наверное?
Она кивнула, снова махнув слабой рукой перед лицом. Я вышла на лестничную площадку и вдруг услышала за спиной звук вновь открывающейся двери. Черноволосая Лиза делала мне какие-то странные знаки глазами и указывала на соседнюю квартиру.
- Я тут живу, - прошептала она, чтобы развеять мои сомнения. Пойдемте быстрее, мне вам кое-что надо сказать...
Прихожая у Лизы оказалась тесной и какой-то неуютной. Обувь стояла в специальном шкафу - плоском, металлическом и годящемся, скорее, для офиса. На стене висела громоздкая вешалка с фигурными крючками и чеканка с томной, длинноволосой красавицей, попирающей ногой ягуара. Лиза щелкнула выключателем, дежурно посмотрелась в зеркало, нелепо поблескивающее в тяжелой раме с подсвечниками, и, жарко дыша мне в лицо, сообщила:
- Вы Надежду не больно слушайте! Я бы вам, конечно, никогда не сказала, если б дело других людей не касалось... Ну, тех которых ещё убили... В общем, шалава Катька, царствие ей небесное, была ещё та. И мужиков у неё имелось - выше крыши. И, думаете, Надежда не знает? Знает, прекрасно знает! Катька-то пока жива была, они так собачились, так орали друг на друга - стены дрожали. Я вот телевизора в собственной квартире не слышала. Уж как только Надежда её не крыла: и овчаркой, и сучкой, и потаскухой. А теперь, конечно, - доченька - чистенький цветочек! Я её, как мать, конечно, понимаю, но так-то уж тоже нельзя. Еще старуху какую-то приплетает! Да чтобы Катьку потопить - это, знаете ли, силищу надо было иметь. Она девка здоровая, ядреная!
- Извините, можно конкретный вопрос? - борясь с гадливостью, попросила я. - С кем конкретно Катя встречалась, вы знаете?
