- Нет не завтра, и не Карташову, а сегодня и Селиверстову.
- О, Господи! - для верности он оперся о подушку локтем. - Да почему ты такая чокнутая-то?! Может, люди уже спать легли? Может ужинают? Может кино смотрят?
- Такие как твой Селиверстов смотрят только про Чака Норриса. А Чак Норрис, слава Богу, до программы время закончился!
В общем, так мы препирались минут пятнадцать, и Митрошкин сдался только после того, как я клятвенно пообещала уйти немедленно, в одиночестве, без юбки и до ближайшего милицейского поста.
- Чокнутая! - ещё раз скорбно, но теперь уже убежденно сказал он, швырнул мне юбку и стал с усталым, горестным видом надевать поверх черной футболки серый, крупной вязки джемпер...
Олег Селиверстов жил в мрачной девятиэтажке со скрипучей дверью подъезда, вывернутыми на лестничных клетках лампочками и, к тому же, с неработающим лифтом. Так что до седьмого этажа мы тащились пешком.
- Женя, я прошу тебя: подумай! - бубнил мне в спину Митрошкин. - Куда ты рвешься, как ненормальная? Чего ты лично от него ждешь?.. Ну, хочешь я выйду на балкон и на весь микрорайон прокричу, какая ты умная и сообразительная?
- Не хочу! - отвечала я, переводя дыхание и снова перепрыгивая через ступеньку. - У меня нет мании величия, зато есть желание внести в эту историю ясность.
- С Шайдюком и его женой ты уже однажды такую ясность внесла!
- А ты, благородный рыцарь, теперь всю жизнь напоминать будешь?
Он угрюмо сопел и с досады попинывал на ходу железные перила, гудящие при этом на весь подъезд. Перед самой дверью, обитой черным кожзаменителем, Леха устало спросил:
- Ну, в общем, ты хорошенько подумала? Все решила, да? Ты находишься в здравом уме и твердой памяти и понимаешь, что в случае чего я тебя выгораживать не собираюсь?
- Да, - почти с вызовом ответила я и нажала на кнопку звонка. В прихожей разлился свистом и щелканьем электрический соловей, потом послышались громкие шаги.
"Рейнджер! Точно. Только он может так топать!" - промелькнуло у меня в голове, и я, естественно, оказалась права.
"Сейчас", - рявкнули за дверью, в замке повернулся ключ, на лестничную площадку упал золотой прямоугольник света и на пороге возник Олег Селиверстов собственной персоной. Даже дома он ходил в джинсах и клетчатой фланелевой рубахе. Правда, теперь рубаха была расстегнута и под ней виднелась черная майка, похожая на те, в которых обычно занимаются "качки" в спортзалах. Костюм "рейнджера" довершали резиновые пляжные шлепанцы и серебряный крестик, висящий на шелковом шнурке. В левой руке Селиверстов держал огромный бутерброд с сыром, кетчупом и колбасой. Из комнаты доносился звук работающего телевизора.
Нельзя сказать, чтобы наше появление хозяина обрадовало. Во всяком случае, поизучав мою физиономию с десяток секунд, на Леху он взглянул, как умирающий солдат на друга, предательски выстрелившего ему в спину.
- Что, опять? - в голосе его послышались едва ли не истерические нотки.
- Олег, ты извини, - Митрошкин смущенно опустил голову и пнул ногой косяк, - но у нас тут опять появились... новости. Так, наверное, правильнее будет сказать?
- Ну, проходите! - "рейнджер" неопределенно мотнул головой в сторону комнаты. А я со спокойной гордостью сообщила:
- Вообще-то, Леша просто пытается меня выгородить. Инициатива прихода сюда принадлежит мне: он упирался до последнего и не хотел никого беспокоить. Однако, я, на свой страх и риск, решила отвлечь вас от домашних забот и сообщить некоторые интересные детали. А там уж поступайте, как считаете нужным.
Речь была продумана мной заранее, по дороге сюда, и прочувствовать всю глубину сказанных слов Селиверстову полагалось не сразу. Потом, когда мы выложим ему все факты, касающиеся Ван Гога, когда я скажу и про "Ночное кафе", и про "Красные виноградники в Арле", когда... Интересно, что с ним произойдет? Подавится ли он своим многоэтажным бутербродом? Или разозлится, потребовав не лезть не в свое дело и прекрасно осознавая при этом мою правоту? А, может быть, у него хватит мужества признаться в том, что он недооценил мои дедуктивные способности и склонность к логическому мышлению?..
