- А если он - убийца?!
- А если у него были причины?
- О! Докатились! Здорово! - Митрошкин упер обе руки в широко расставленные колени и близко придвинул ко мне свое лицо с крупными, напрочь лишенными утонченного изящества чертами. - Не ты ли не так давно говорила, что для убийства не может быть достаточно веских причин? Что ни одному человеку не дано право решать, кому жить, а кому умереть? Говорила или нет?
- Ну, говорила...
В принципе, не хочешь, можешь никому ничего не рассказывать: копи себе секреты, как фарфоровая хрюшка пятачки! И про бутылку молчи, и про Шайдюка... Накопишься до того, что тебя из-за этих секретов и грохнут. Ты, Женя, одного никак не можешь понять: к этой ситуации пословица "Попал в дерьмо - сиди и не чирикай!" не подходит!
- Да с чего ты взял, что я собираюсь сидеть, сложа ручки?
Он посмотрел на меня сначала просто странно, потом подозрительно, а потом в отчаянии схватился обеими руками за голову.
- Я понял! - Простонал Леха. - Я давно должен был понять. Какой же я дурак! И, главное, ещё сижу, как последний идиот, и предлагаю тебе убедиться в том, что у Шайдюка нет алиби! А ты, оказывается, уже давным-давно решила ввязаться в это дело? Ты просто не собираешься пока ничего говорить милиции, так? Ты опять начинаешь свое дурацкое независимое расследование?
- Почему "дурацкое"? - обиделась я. - И, во-первых, никакое не расследование. Просто хочу кое-что для себя прояснить. В конце концов, мне же тоже может быть обидно! Следователь чуть ли не подписку о невыезде берет, эта стервоза в шантаже обвиняет, а я должна улыбаться, как идиотка, и всем все прощать... Надо просто узнать, была ли у Анатолия Львовича возможность убить Галину Александровну и была ли причина.
- Мотив, - Митрошкин тяжко вздохнул.
- Чего "мотив"?
- Мотив убийства... Если уж ты лезешь в следователи, то, по крайней мере, выражайся грамотно.
- Да никуда я не лезу, - я встала с дивана, подошла к зеркалу и пластмассовой расческой начесала свою прямую челку на самый нос. - Просто ты же знаешь, что в нашей милиции творится? Нераскрытых дел в каждом городе - выше крыши, сажают кого попало, того, кто отвертеться не сумел. Маньяка вон вашего третий месяц поймать не могут. Так что спасение утопающих - дело рук самих утопающих.
- Суждения тупые и обывательские! - нравоучительно заметил Леха, играя заколкой, упавшей с моих волос. - Знаешь что я сейчас вспомнил? Анекдот про чукчу, который в тундре за сугробом сидит и к европейцам заблудившимся на помощь не выходит. "Как в городе, так чукча-чукча, а как в тундре, так люди-люди". Помнишь?
- Помню, ну и что?
- А то. Ах, менты - дураки, ах ничего-то они раскрыть не могут. А небось, если бы тебя ограбили или в темном переулке по башке стукнули, как миленькая бы в милицию прибежала, и ещё вопила бы по дороге: "Спасите! Помогите, родненькие!"
- Ну и зачем ты со мной связался, раз я такая сволочь? - я убрала челку с носа и с неудовольствием взглянула на свое отражение в зеркале: лицо бледное, нос заострился, глаза какие-то запавшие и перепуганные. Хоть накраситься что ли?
- Да не сволочь ты, - он зевнул и рухнул спиной на диван. - Не сволочь, просто немножко придурочная. Но с этим уже, похоже, ничего не поделаешь...
Потом мы сидели в гостиной перед работающим телевизором и в два голоса пытались объяснить Елене Тимофеевне, зачем нам так необходимо связаться с Мариной.
- Так я не понимаю, зачем вы сами-то лезете выяснять? - искренне недоумевала митрошкинская мама. - Есть милиция, у них работа такая - людей допрашивать. Пусть приходят в больницу и узнают то, что им нужно. Вы то кто такие? Кто вам что скажет?
- Вот потому, мам, и нужна Маринка, - терпеливо повторял Леха, изредка косясь в мою сторону с явной досадой. - Она же тоже в больничном городке работает. Всех там знает, начиная с санитаров, заканчивая завотделениями.
- Но она ведь не ходит ни на какие праздники! - Елена Тимофеевна всплескивала полными руками. - До праздников ли ей? Да и вообще...
- Я понимаю, что не ходит. Но спросить то может? С какой-нибудь подружкой "хи-хи-хи" да "ха-ха-ха": "А был ли Шайдюк на банкете? А уходил куда или нет?" Ну, это же так просто!
