Теперь пора было покупать машину. Друзей с машинами не было. Так сложилось, что немногих подруг она от себя во время беременности отсекла. Как же выбрать автомобиль? Кто его послушает, кто оценит? Через курсы она узнала домашний телефон инструктора по вождению и упросила его с ней съездить. Инструктор-то был ничего, и Лера лелеяла надежду, что совместная покупка, может быть, их сблизит. Но… к телефону подошла молодая женщина. Надежды автоматом отпали. Зато машину выбрали замечательную — аккуратную белую «пятерочку». Она была такая свеженькая, крепенькая. Лера сразу дала ей имя. Машина была женщиной. Ведь не грузовик же… тот мужик, а это дамочка. И назвала она ее Марусей. Почему? Она и сама затруднялась ответить. Как-то само собой получилось.
— Помой Маруську, пожалуйста, — говорила она уборщице в магазине.
— Залей Марусеньке полбака, — кричала, выходя из машины, постоянному мальчику на бензоколонке.
Так и пошло — Маруська. Маруська была справной девчонкой. Не ржавела, не ломалась. Аккумулятор, правда, был слабоват, и Лера подбадривала машину:
— Ну, умница моя, ну, заведись, мне на рынок надо, а то тетя Вера загрызет! — Маруська послушно заводилась и везла Леру по всем делам.
Чувство, что за ней следят, то проходило, то временами возникало опять.
— Может быть, у меня шизофрения? — пугалась Лера, настороженно оглядываясь по сторонам.
Даже в ДОМЕ, где раньше находила покой и отдохновение, иногда на нее наваливалась тревога. Сначала медленно подбиралась мягкими, пружинистыми шажками, потом подкрадывалась все ближе и ближе, и, наконец, как дикий зверь, набрасывалась и душила. Наконец однажды Лера спохватилась:
— Господи! Да я же в церкви так и не была! Игоря крестить обещала… Бросаю все дела и еду в церковь.
Она узнала в ближайшем храме дни крещений, записала сына на пятницу, сделала большое пожертвование. Когда подошел назначенный день, Игорь, чисто вымытый и тщательно одетый, в сопровождении тети Веры и Павла Александровича, впервые в жизни переступил порог церкви. Мягко светили свечи, отдавая свою маленькую огненную душу стылому воздуху каменной громады. Строго и испытующе будто вопрошали святые со стен:
— Ты по делу али как?
Пахло дымком ладана, будоража детские воспоминания в застывших и закостеневших душах.
Тетя Вера и Павел Александрович были крестными. А кому, кроме них? Никого больше! Приемная бабушка как-то расцвела во время крестин. Отошла душой, смягчилась, какая-то беззащитная улыбка появилась на лице. Павел Александрович был торжествен. А Игорь, кроха Игорь, был серьезен и невинен. В нем не возникло страха, только личико выражало крайнюю степень внимания. Он вообще почему-то рос не по годам серьезным ребенком. Игорь лишь задал несколько вопросов и умолк, все приняв.
Дома устроили праздник, чтобы мальчику запомнился этот знаменательный день. Чтобы помнилась до глубокой старости белая накрахмаленная скатерть, цветы в низкой вазе, детская Библия, словно волшебная сказка, подарки. Крестная подарила серебряную ложечку, крестный — серебряную лампадку, которую сам же в этот день повесил и засветил. Они пили сладкий кагор и закусывали фруктами. Павел Александрович взял гитару и, нежно дотрагиваясь до струн, как до гривы породистой кобылицы, начал петь песни Окуджавы, Галича, Визбора, Матвеевой.
День удался! И странный маленький Игорь вдруг сказал:
— А я сегодня чуть-чуть дотронулся до боженьки.
И стало понятно, что, конечно, не до иконы, а до неведомого духа. Наверное, так и есть, крещение — это ведь соединение.
Однажды они с Игорем поехали в дельфинарий. С трудом припарковав Маруську, встали в длиннющую очередь при входе. По какой-то странной случайности, уже входя в двери, Лера оглянулась и увидела у себя за спиной Паншина.
— Ах! — вырвалось у нее.
Она захотела посмотреть, с кем он, но людской поток развел их в разные стороны, и Лера его не нашла. Уже сидя на своих местах, она крутила головой, пытаясь обнаружить бывшего любовника, но того нигде не было: словно сквозь землю провалился.
Что ему делать в дельфинарии? Вроде детей, кроме Игоря, у него нет. Может быть, развлекает новую пассию?
