— Думаешь, убивать стану? — спросил Ветер.
Сквара понял: котляр видит его насквозь. Со всеми его страхами, надеждами и глупым упрямством.
— А что не бежишь?
Сквара буркнул:
— Так поймаешь.
Ветер кивнул:
— Верно, поймаю. А вот убивать тебя или нет, ещё поразмыслю. — И присмотрелся: — Это что у тебя на руке? Раньше не было или я слепой стал? Космохвост подарил?
Сквара поднял рукав, показывая плетежок. Всё равно без толку прятать.
— Не… Это из ужища, на котором ты Ивеня повесил.
Брови котляра смешно встали домиком.
— Так вот, значит, как твой дружок счастливой верёвкой распорядился?.. А я-то уверен был, что на ней и удавится. Духу недостало или ты помешал?
— Он петлю свил, — ответил Сквара, надеясь, что его речи отведут от Ознобиши беду. — Раздумал. Сказал так: если Ивень не послужил, я уж послужу за него и за себя.
Ветер насмешливо кивнул:
— Полно врать…
— Он умом твёрд, — упорно продолжал Сквара. — Может, враз пяти пудов не поднимет, зато покумекает и неволи приспособит, что пуды сами взбегут. А если что год назад услыхал, слово в слово расскажет. Он…
— Ладно, не о нём речь, — перебил Ветер. И вдруг задал вопрос, которого Сквара боялся больше всего: — Про что тебе Космохвост баял?
По счастью, у Сквары был срок придумать ответ.
— Про то, что каких-то царевичей охранял. Эри… Ари…
Взгляд Ветра стал пристальным.
— От кого охранял?
Скваре сделалось жарко. Он вздохнул, ответил:
— От мораничей.
Ветер, уязвлённый чужой неправдой, пристукнул кулаком по колену:
— От мораничей? А как своего сына, Косохлёста, учил в царском платье ходить, про то сказывал?
Сквара туповато переспросил:
— Сына?..
«Сироток на улице подобрал…»
— Сына. Он же сам с праведной семьёй в родстве состоял. Не особенно близком, но… Вижу, и об этом смолчал. Царская кровь сильна, все дети похожи. Отчего сироту своим сынишкой не подменить да потом у трона не встать?
«Обойдёт тебя Ветер, а ты и не поймёшь…»
Между прочим, слова «сын за отца» в песню предложил Космохвост.
— Он ведь… чтоб защитить…
— А о том, куда все наследники, что прежде Эрелиса, вдруг стали деваться, речей у вас не было?..
Сквара надолго замолк. «Так не он же их… Космохвост… вправду-то… или как?»
Он тихо спросил:
— Господин учитель… — И сам вздрогнул, сообразив, что впервые обратился к Ветру, как подобало уноту. — Мне ты на что про чужую склоку рассказываешь? Мы царям не обязаны. Пусть они хоть все там убьются, нам какая печаль?
Ветер досадливо мотнул головой:
— Да не в них дело, пендерь! Пора тебе соображать, как люди чёрную ворону за белого лебедя продают. Тут приврут, там подправят, ан глядь, себя не узнаешь.
Сквара смотрел под ноги. Морщил лоб. Думал.
— Вот твой дружок, Ознобиша, небось не всему верить горазд. Говоришь, решил Владычице послужить?
— Ну…
— Не «ну», а да или нет, господин учитель.
— Да, господин учитель…
— А ты, значит, не хочешь?
— Мы царям не обязаны, — повторил Сквара и на миг понадеялся, что Ветер сейчас махнёт на него рукой, велит такому поперечному убираться обратно за реку, в леса. Даже подумать успел: как же Ознобиша один?..
Но Ветер прихлопнул ладонями по коленям:
— Тогда иначе скажу. Твоя судьба теперь здесь, а каким узором сплести её, выбирай сам. Хочешь научиться бегать, чтобы я не поймал? Хочешь драться так, чтобы я победить не мог? Или всё будешь через два дня на третий в холодницу попадать, пока кривым стручком не засохнешь?
— Не…
— Что «не»?
— Лучше я драться буду… господин учитель.
Ветер поднялся. Отряхнул от снега меховые штаны:
— Тогда вставай, бить буду.
Сквара встал. Опустил руки, сжал кулаки. Он помнил, как выл и корчился Лихарь.
Ветер посмотрел на него — и согнулся от смеха:
— Ты куда так напыжился, дикомыт?
Сквара смутился:
— Так сказал же… Бить будешь…
Господин учитель вытер глаза:
— Владычица, дай терпенья… Я бить сказал, а не душу из тебя выбивать! Вот смотри…
Его рука медленно проплыла вперёд. Пальцы, сложенные копьём и способные, наверное, проткнуть мальчишку насквозь, несильно толкнули Сквару в грудную кость.
— Ну? Что сделать надо? Ты, пугало огородное, в бою так же будешь стоять?.. Ударь меня, покажу.
Сквара нахмурился. Ударил. То есть удара не получилось. Ветер просто не допустил до себя его руку. Он вполне соответствовал своему назвищу — бить его было всё равно что пытаться разить вихрь, несущий снежные хлопья. Котляр мягко прянул назад, перекатился и тем же движением встал, лёгкий, цепкий, готовый немедля метнуть в ошарашенного врага хоть сулицу, хоть нож.