Утром, выставив дозоры, ложимся спать. Евгений уходит на разведку. Как всегда, он весел, спокоен, внимателен. Но глаза ввалились. На щеках лихорадочный румянец. У него все еще жар.
Двое суток разведчики Евгения сидят на высоких деревьях, лежат в кустах, прячутся в ямках и внимательно следят за шоссе, за дорогой, за железнодорожным полотном. А наша основная группа, отдыхая днем, по ночам спускается к воде и снова бесшумно бродит по кустам, рощам, колючему терну, меняя места ночлега.
Наконец Евгений докладывает: удобнее всего рвать на четвертом километре от Северской — там дорога, шоссе и железнодорожное полотно подходят друг к другу. Автомобили идут только днем. Поезда проходят четвертый километр в восемь утра и в четыре часа вечера.
Тем лучше — ночь свободна. Значит, надо подойти к полотну в полночь, быстро закончить минирование и до утра отойти в горы.
Я никогда не забуду эту ночь…
Вечер. Мы идем к месту диверсии. Впереди — дальняя разведка во главе с Евгением, по бокам — дозоры, сзади — автоматчики.
Пройден последний лес. Перед нами открытое поле. За ним — железнодорожное полотно с высокими тополями по бокам, а за полотном — шоссе и дорога.
Вокруг ни души. В темном высоком небе ярко горят звезды. Сзади, как призраки, стоят далекие фиолетовые горы.
Неожиданно над Георгие-Афипской, а затем и над Северской вспыхивает белый свет. Его сменяет зеленый, потом красный. Они перемежаются, гаснут и снова загораются. Это, конечно, сигналы. Но разве отгадаешь, какое важное сообщение передают фашисты своим световым телеграфом?
Телеграф работает минут пятнадцать. И снова темно и тихо вокруг. Как гигантские часовые, стоят тополя вдоль линии. Где-то далеко раздается еле слышный свисток маневрового паровоза.
Евгений встревожен:
— Надо торопиться!
Вперед выходит разведка. Она ищет проходы в терне и пропадает в темноте ночи.
Вскоре у полотна начинает квакать лягушка: это Евгений докладывает, что путь свободен.
Осторожно подходим к краю насыпи. На руках поднимаем на шпалу переднего. Он помогает остальным подняться так, чтобы они не коснулись ногой песка насыпи. Тем же способом спускаемся вниз.
Группа прикрытия уходит в кусты. Занимают свои места дозоры. Минеры приступают к работе.
Через час все должно быть закончено…
Геня вместе с Янукевичем финским ножом выкапывает ямку на дороге, выгребает землю на разостланную стеганку, а лишнюю, собрав в шапку, уносит в глубину кустов.
Геня стоит перед Янукевичем и передает ему минный ящик. Тот заряжает его взрывателем и осторожно опускает в землю. Геня тщательно маскирует ямку.
Закинув карабин за плечи, Геня пробегает мимо меня к железнодорожному полотну. Там работают Евгений и Кириченко.
Уже вырыта ямка под рельсовым стыков, уже уложены в нее две противотанковые гранаты, и Геня, подбежав, успевает добавить свою, третью.
— Пусть и меня фрицы вспомнят на том свете! — смеется Геня.
Под шпалу рядом с гранатами ложатся толовые шашки. Кириченко выдергивает флажок предохранителя, снимает накладку. Евгений маскирует полотно, отделывая насыпь «под елочку».
Мина на полотне почти готова. Остается выдернуть последнюю шпильку у предохранителя. Но это сделает один из минеров, когда все отойдут в степь. И Кириченко с Евгением спешат на дорогу. Там что-то не клеится: грунт слишком плотен, трудно рыть ямки для минных ящиков.
Ночь тихая, теплая. Сияют звезды над головой. Недвижно стоят тополя у дороги. Где-то далеко раздается собачий лай и смолкает. И снова тихо. Только в кустах слышен шорох — это Геня относит туда последний грунт с дороги.
Минировать шоссе мы не будем: оно слишком разбито и немцы почти не пользуются им. Закончим минирование железнодорожного полотна — и домой, в горы…
Со стороны Георгие-Афипской возникает еле слышный звук. Быть может, самолет летит на ночную бомбежку?
С каждой секундой шум становится отчетливее, яснее. С ним переплетается второй звук. Они сливаются, нарастают. Они все ближе…
Поезд!
Из-за поворота, набирая ход под уклон, на всех парах идет тяжелый состав. А рядом с ним, по шоссе, мчатся броневики.
Так вот о чем говорил своими огнями световой телеграф!
