— Пошли, пожалуй, а только я ведь и один доберусь.
— Вдвоем все ж лучше. Вишь, темнеет уже совсем. Филька!
— Ась? — отозвался коренастый молодой парень.
— Поезжай-ка проводить боярина. Завтра вернешься.
— Слушаю, боярин, — ответил Филька и пошел седлать себе коня.
Было уже совсем темно, когда Кириак-Лупп с холопом добрались до леса.
Весело балагуривший все время с Филькой боярин стал гораздо менее разговорчивым, когда въехали в лес, а векоре и совсем замолк. Прежде ехавший спокойно, он теперь начал ерзать в седле, то понукал коня, то заставлял его идти шагом.
— А что здесь… не того? — дрожащим шепотом спросил он у Фильки, когда они находились в глубине леса.
— Грабят ли, что ль? И-и, как еще! — довольно неуспокоительно заметил холоп.
— Тшш!.. Чего ты орешь, оглашенный! Услышат!
— Уж коли «они» тут есть, так, поди, давным-давно нас расчухали.
— Рас… рас… чу… ха… ли… ду… маешь? — спросил Дмитрий Иванович: у него зуб на зуб не попадал от страха…
— Беспременно! На то и воры, чтобы все расчухать. Какие ж были б они разбойнички, коли б мимо носа пропускали? Вот на энтом самом месте намедни купца нашли зарезанного.
Дмитрий Иванович чуть не взвыл. Он замолотил нагайкой по бокам коня и шептал молитвы, какие приходили на ум. Вдруг его конь зацепился ногами за что-то и грузно упал на землю.
— Застава воровская, — пробормотал Филька, лошадь которого также повалилась. Чьи-то руки протянулись из темноты и сжали горло обезумевшего от ужаса «храброго» боярина.
— Филька! — успел только он прохрипеть.
— Пыряй их ножом, душегубов, — отозвался холоп, — и я…
Но дальше ему некогда было продолжать. На него навалилось что-то тяжелое, чьи-то руки чуть не ломали ему кости, его мяли, связывали.
Пламя костра, то вспыхивая, то ослабевая, заставляло то выступать из мрака, то тонуть во тьме стволы вековых деревьев, несколько дремлющих, понуря голову, лошадей и группу людей самых разнообразных возрастов, начиная от безусого парня и кончая седобородым стариком. Людей много — куда больше двух десятков. Они столпились в кружок и молча смотрят на бледное лицо стоящего со связанными руками в центре круга Фильки. Напротив холопа стоит, покручивая ус, молодой человек плотного сложения и пристально смотрит ему в лицо.
— Что? Не признал меня, Филька? — спросил он.
— Стало быть, ты это и есть, Ильюша Лихой? А я смотрю и глазам не верю — сдается будто ты, а то будто и не ты, — вскричал Филька.
— Времени, кажись, не больно много прошло с той поры, как с тобой не видались. Неужли так переменился я?
— Есть таки! Сказываю, будто ты и будто не ты.
— Что ж, и не диво, так оно и на деле есть: я стал словно и не я: прежний Ильюшка-холоп с атаманом Ильею Лихим перемешался.
— Да нешто ты у душ… у разбойничков этих честных за атамана? — недоверчиво спросил Филька.
— Нет, за бабу-кашеварку!
Разбойники громко рассмеялись.
Холоп смущенно забормотал:
— Я не то, чтоб тебе веры не давать, я так, спроста…
— Да, братику, в недолгий я срок в атаманы вышел, потому — головы своей не жалел, ни перед чем не задумывался… Товарищи у меня молодцы-ребята, живем мы привольно, никого над собой не знаем, сами всем жару задаем. Любо! Поступай, что ль, к нам?
Холоп замотал головой.
— Нет, мне это не с руки…
— Как хошь, твоя воля… Вздерните-ка его, братцы!
Фильку тотчас же поволокли к ближайшему дереву. Тот заорал во все горло.
— Знал бы, что его вздернут, не стал бы его и живьем брать — там бы и прикончил, — пробормотал один из разбойников, помогая тащить холопа.
— А разве ты его приволок? — спросил другой.
— Ты небось! — огрызнулся первый. — Слыхал я, как он того, другого-то, назвал боярином, ну, и смекнул, что коли тот — боярин, так этот — холоп, должно быть. А как нам «батька» приказывал холопов беречь и живьем, коли можно, брать, так я его живьем и взял. А только й ерепенился он здорово; пришлось с ним повозиться… Ну-ну, не упирайся! — добавил он, обращаясь уже к Фильке. — Иди, коли ведут!
Холопа подтащили к дереву. Через минуту пеньковая петля уже была у него на шее.
На лице Ильи виднелось волнение.
— Илья! Ильюша! Уже забыл, что мы с тобой приятелями были? Почто губишь? Смилуйся! Отпусти! — вопил Филька.
