— Мне кажется, что писатель и художник, иллюстрирующий его произведения, вполне могут общаться посредством переписки. Никто не может осуждать нас за то, что мы расстаемся не смертельными врагами, а сохраняем дружеские отношения.
— Как могла ты решиться предложить мне это? Я не хочу твоей дружбы! — воскликнул он запальчиво и вскочил со скамейки. — Конечно, мне пришлось падать с большой высоты, на которую я сам себя возвел, но все же я из числа тех людей, которые скорее умрут с голоду, чем попросят милостыню.
Вероятно, лесничиха видела эту сцену из полуоткрытого окна и испугалась этой серьезной супружеской размолвки. Она тихонько позвала Лео, чтобы показать ему во дворе жеребенка, — ей стало жаль мальчика.
Майнау несколько раз прошелся по дорожке, посмотрел на желтые ноготки, окаймляющие грядку капусты, и неторопливо вернулся к столу, у которого молодая женщина дрожащими руками собирала разлетевшиеся листочки.
— В Шенверте в мое отсутствие ничего особенного не случилось? — спросил он с деланым спокойствием, тихо барабаня по столу пальцами.
— Ничего, все по-старому, кроме того разве, что Габриель сильно тоскует и плачет, ведь он скоро должен уехать отсюда, а Лен выглядит очень расстроенной.
— Лен? Что до этого Лен? И как тебе могла прийти в голову мысль, что эту женщину может что-нибудь на свете расстроить? Почему ты как-то по особенному смотришь на все в Шенверте? Лен расстроена! Это бессердечное, грубое, бесчувственное существо без нервов! Да она, верно, благодарит Бога, что наконец избавится от этого мальчишки!
— Я думаю совершенно иначе.
— А! Уж не обнаружила ли ты в ней чувствительную душу, как недавно открыла в этом апатичном, вялом мальчике смелый гений Микеланджело?
Эта холодная насмешка, это намерение рассердить и обидеть ее огорчило Лиану, но она не хотела больше с ним ссориться.
— Я не помню, чтобы я сравнивала Габриеля с каким-нибудь знаменитым художником, — возразила она, серьезно глядя на него. — Я сказала только, что подавляется его замечательный талант к живописи, и это я могу повторить.
— Да кто же его подавляет? Если он настолько талантлив, как ты уверяешь, то в монастыре-то ему и представится возможность развить свои способности… Среди монахов есть много высокоодаренных художников… Впрочем, что нам из-за пустяков спорить! Ни я, ни дядя не определяли участь мальчика: мы только исполняем волю покойного, полагавшего, что он должен посвятить свою жизнь служению Церкви.
— Действительно ли ты читал записку с его последней волей?
Он встрепенулся, его огненный взгляд впился в ее глаза.
— Юлиана, остановись! — проговорил он глухо, угрожающе подняв указательный палец. — Похоже, тебе хочется опорочить дом, который ты покидаешь. Ты, очевидно, хотела сказать: «Я знаю, что секвестр весьма подпортил репутацию Трахенбергов, но в Шенверте тоже хватает грехов, к примеру, огромное богатство баронов имеет сомнительное происхождение». На это я ответил бы тебе: дядя скуп, он в высшей степени одержим бесом гордости и высокомерия; он имеет свои маленькие слабости, с которыми сложно мириться, но с его рассудительностью и с его каменным сердцем он никогда не мог стать игрушкой дурных страстей и всегда поступал как истинный дворянин, — в этом я нисколько не сомневаюсь и сочту личным оскорблением, если кто-нибудь, хотя бы шутя, намекнет на такое щекотливое обстоятельство, как, например, подложное завещание или тому подобное… Запомни это, Юлиана! А теперь, я полагаю, нам пора домой: вершины деревьев что-то подозрительно зашелестели; хотя на дворе уже сентябрь, но такая духота, что следует ждать грозы… Наше возвращение будет далеко не таким радостным, как ты недавно описывала, но что поделаешь! Будем довольствоваться тем, что есть.
Она молча повернулась и пошла в домик лесничего за Лео, ощущая внутренний трепет. «Лиана, он ужасен!» — воскликнула в день свадьбы Ульрика, а тогда он был лишь холоден и спокоен. Что бы сказала она, если бы могла видеть эти вспышки гнева, когда его голос и жесты несли в себе угрозу! Однако же Лиана при этом робко молчала. Она была глубоко оскорблена его несправедливостью, но теперь он стал ей понятнее, нежели когда драпировался в напускное безразличие: такова была его натура, помимо воли проявлявшаяся в его описаниях и привлекавшая ее. В противном случае она не могла бы предложить ему дружеские отношения. Но он их отверг. Краска стыда залила бледные щеки Лианы, и она невольно закрыла лицо обеими руками.
