«Произошло это в Год Господень 1434, в воскресенье in crastino Cantinarum, ipso die XXX mensis Maii[1178]. Солнце тогда было in signo Geminorum et luna in gauda sive fine Piscium[1179].
Когда из пражского Нового Города ушли Thaborites et Orphanos[1180], тронулись в след за ними господа католики и те из каликстинцев, которые соглашения с императором Сигизмундом хотели. И настигли их между Куржимом и Чешским Бродом, и были там nobiles barones et domini[1181] Менгарт из Градца, Дзивиж Боржек из Милетинка, Алеш Вржештёвский из Штернберка, Вилем Костка из Поступиц, Ян и Буриан из Гутштейна, Пршибик из Кленове и Змрзлик из Свойшина, а с ними католический пан Ян Швиговский, пльзенский ландфрид, контингент из Мельника, а также рыцари, паноши, clients[1182] и челядь Олдржиха из Рожмберка. Всех вместе их было тринадцать тысяч вооруженных, в том числе тяжелой кавалерии полторы тысячи коней. И выстроились они около села Гржибы.
На противоположной стороне, возле села Липаны, на склоне Липской горы ожидала построенная таборо-сиротская рать, десять тысяч пехотинцев и семьсот конных, скрытых в вагенбурге, построенном из четырехсот восьмидесяти возов и охраняемом орудиями сорока хуфниц. И были там Прокоп, по прозвищу Голый, capitanus et director secte Thaboresium[1183], и проповедник Прокоупек dictus Parvus[1184]. А также военачальники: Ян Чапек из Сан, capitaneus secte Orphanorum[1185], Ондржей Кержский, capitaneus de Thabor, Йира из Ржечицы, Зигмунт из Вранова, Ян Колда из Жампах, Рогач из Дубе и другие capitanei cum aliis ipsorum complicibus[1186].
Сначала думали договариваться и мирно дело завершить, однако слишком много было между ними ненависти и крови. Прибывшего из Силезии Бедржиха из Стражницы, который призывал к соглашению, обругали и едва не убили, он должен был с поля со своими людьми уступить и уйти прочь. А они из хуфниц, тарасниц и других pixisdes[1187] начали палить друг в друга, так что гул большой сотворился и дым всё поле застлал. А засим ударили в этот дым железные рожмберские господа, но только их отбили и они назад подались. Тогда великий крик поднялся среди Табора и Сироток, что вот бежит враг, что надобно его настичь и добить. Раскрыли они вагенбург у кучей ринулись в поле.
И это был их конец. И их гибель.
— Стоя-ять! Стоя-я-я-я-ять! — ревел Ян Чапек из Сан. — Это ловушка! Сцепить возы! Не выходить из hradby[1188]!
Его голос тонул в грохоте битвы и гуле выстрелов, стрельцы с возов таборитского вагенбурга непрерывно стреляли по отступающим рыцарям. А табориты и Сиротки с ревом вырвались в поле, размахивая цепами и алебардами.
— Гыр на ни-и-и-их!
И тогда на них посыпался град пуль, картечи и болтов. Позицию каликстинцев затянуло дымом. А с дыма на пехоту, лишенную защиты возов и рассеянную по полю, ринулась панцирная кавалерия.
Кто мог, бежал, кому посчастливилось убежать от мечей рыцарей, тот добирался до возов, где гейтманы, охрипшие от выкрикивания приказов, пытались сомкнуть ряды и организовать оборону. Однако и это уже было поздно. Рожмберцы, изображавшие бегство, вернулись, вклинились между расставленных возов, ворвались в вагенбург, накалывая оборону на копья и с разгона сметая их. Ондржей Кержский со своей конницей бросились на них. Их покололи копьями и смели, легковооруженные табориты были не в состоянии остановить закованную в железо кавалерию. Подскочил на подмогу Ян Чапек, вымахивая мечом и созывая пехоту. Подскочил и Рейневан. Он видел перед собой оскалившиеся конские морды, нагрудники и салады, видел лес наставленных копий, был уверен, что идет на смерть. Всадника рядом копье пробило навылет и вышибло из седла; до того как копьеносец сумел пустить древко, Рейневан подъехал к нему и рубанул мечом раз, второй раз, из-под разрубленного наплечника брызнула кровь. Второй всадник ударил его конем, рубанул с размаха, Рейневан сохранил жизнь, сгибаясь за конской шеей. Рожмбержец не смог ударить второй раз, таборитские пехотинцы зацепили его крюками гизарм и стащили с седла. Набросился третий, с топором, видя, что с ним ему не справиться, Рейневан крикнул, дернул вожжи, кольнул коня шпорами. Конь стал на дыбы, замолотил передними ногами, подковы упали на набедренник и панцирный фартук, прогнули латы, рожмбержец закричал и упал на землю. Вокруг неистовствовала дикая сечь, под копытами коней скрежетали латы и хрустели кости.