Бояться нужно молча - страница 118
– Умоляю, не надо. Когда приедут другие члены Семерки? Они ведь должны приехать?
– Нет. Приедут Утешители из первого блока. Я договорился с правительством. Они разрешили мне.
Нет. Вранье. В городе нет оружия. Наш мир создан, чтобы следующие поколения забыли, как гремят взрывы и стреляют автоматы.
Иначе… зачем нужна карма?
– Не верю, – шиплю я. – Не верю! Это против правил!
– Они предоставили мне выбор. Я создал такой город. Я. – Оскар жадно втягивает воздух. – Такер не посмел отказать.
– Почему?
Зал теряет четкие очертания. Мы превращаемся в два разбитых зеркала. В нас нельзя смотреться. Мы – плохая примета.
– Я из того мира. Обнуление… Нет, это не для меня.
Мой кукловод обрезал нити. Теперь я свободна.
– Ник бы не принял этого.
– По-твоему, седые волосы – справедливое наказание за столько смертей? Я решил сразу после той ночи. Уходи. И попытайся возродиться. Чтобы Ник принял.
Ваше место в фильме, Оскар. Почему вы здесь, передо мной?
Зал выплевывает меня на улицу. Я едва переставляю ноги.
– Примирись с прошлым, солнышко. И с настоящим – тоже.
За спиной шаркают чьи-то ботинки – наверное, Такера, – и захлопывается дверь.
Не смотреть на небо. Не искать ту кабину.
Я шагаю по трассе. Где-то у горизонта – центральная улица. Где-то снуют люди и шелестят голоса. Из окон какого-нибудь небоскреба льется музыка. Все по-прежнему. У кого-то рабочий день. Кто-то готовит обед. Кто-то бьет посуду и пакует вещи.
А стены старого офиса скоро захлебнутся в крови. Беспокоиться не о чем – Утешители все отмоют. Город заботится о своих жителях. Даже о мертвых.
Секунда – сквозь подошвы балеток ступни прожигает асфальт. Вторая – поле замолкает. Третья – леденеют пальцы.
Я не хочу слышать. Не хочу.
Опускаюсь в колосья. Зерна царапают кожу. Из рук выпадают планшет и шкатулка. Я уже не чувствую тепла. Я вообще ничего не чувствую.
Прощайте, мой кукловод.
Я буду по вам скучать.
Я зажимаю уши ладонями. Губы кривятся в наивном «не надо».
Выстрел.
Громче, чем в фильмах.
Я – пораженный колос, бесформенный мешок с костями, камешек на обочине.
Оставьте меня здесь, ладно? Оставьте…
– Она только что пошевелилась. Хм… а у нас хлеб есть? – Пауза. – Ты же понимаешь…
– Без проблем. Уже бегу.
Шаги. Щелчок замка. Хмыканье.
Кто-то садится рядом.
Я распахиваю веки. Подо мной скрипит кровать. Коробки, реквизит, прогнившая лестница на второй этаж… я в штабе. Здесь больше не пыльно.
– Сова? – Кир касается моего запястья. – Ну слава богу!
Боль стучит в висках прибывающим поездом. Гонит по венам горючее. Разжигает во мне костер.
– Что со мной? Паршиво как…
– Резкое понижение кармы, – сообщает он. – Отголоски твоей болезни. Карина восполнила запас, будешь как огурец.
– Долго я спала?
– Ты скорее бредила, чем спала. Часа четыре, не меньше. Мы нашли тебя у порога, когда возвращались из магаза. Лежала без сознания. Когда тебя выписали?
Такер. Конечно, Такер, больше некому. Благородная тварь.
Я проживаю все заново. Холодный блеск пистолета, выстрел, слишком громкий для фильмов, и лицо того, кто устал.
– Оскар… – хриплю я. – Нет, нет, нет… Нет.
– Что с ним?
– А вещи? Где мои вещи?
– Шкатулка и планшет? Все здесь. – Кир трясет передо мной коробкой. – Да что случилось, Сова?
Я не отвечаю. Кир наливает мне холодный чай.
– Горячий в такую погоду – это мазохизм.
Я вмиг осушаю чашку. Перед глазами мелькает старый офис – гость из прошлого, как и его хозяин.
– Слушай… – хмурится Кир. – Мы это… Друзья же?
– Конечно.
– Я приносил цветы, видела?
– Да, спасибо. Кто проболтался?
– Сеть, – кривится он. – Пробовал снимать пранки. Хреново получается. Тебя не хватает.
– Ничего, дай мне недельку. Придумаем что-нибудь. – Только без гематом. – Здесь… все изменилось.
– Карина постаралась, – краснеет Кир.
– Живешь с ней?
– Да. Она теперь на дому лечит. Желающих – уйма… – осекается он. – Осуждаешь, да?
– Я рада, что вы вместе. Очень рада.
– А возраст? Тебе же не нравилось…
– Неважно.
Господи, как же неважно.
– Пригласишь на свадьбу? – вымучиваю я улыбку.
– Сбавь обороты, Сова, – хихикает он. – У нас букетный период.
