Поселившись на Соборной улице, Джугашвили прекратили бесконечные переезды с квартиры на квартиру. И все-таки невзгоды, отпущенные на долю Сосо, еще не завершились, он тяжело заболел воспалением легких, и родители снова «чуть не потеряли его». Оправившись от болезни, мальчик вернулся в училище, где ему повысили стипендию с трех рублей тридцати копеек до семи рублей и как примерному ученику стали раз в год выдавать одежду.
То, что детство вождя прошло в атмосфере борьбы его родителей за выживание, в столкновении житейских, по существу мировоззренческих, противоречий, безусловно, наложило отпечаток на его сознание. Однако утверждения биографов о формировании в его характере жестокости — шаблонны и бездоказательны.
«Кто смеется, как ребенок, тот любит детей... — сказал французский писатель Анри Барбюс. — Сталин усыновил Артема Сергеева, отец которого стал жертвой несчастного случая в 1921 году». Артем Сергеев (отец) был «российским Че Геварой», или, наоборот, Че Гевара стал «кубинским Артемом». Шахтер, грузчик, политзаключенный, революционер, он объездил чуть не полмира, поднимая рабочих других стран на борьбу за свои права. Его называли Большой Том, и австралийские коммунисты считали его создателем своей партии. Уезжая на подавление кронштадтского мятежа, он попросил Сталина: «Если со мной что случится, присмотри за моими...»; но погиб он позже, при крушении аэровагона в июле 1921 года. Сталин не забыл семью погибшего товарища, и сын Артема рос вместе с его сыном Василием.
Наблюдавший Сталина близко, в непарадной обстановке, Артем Федорович пишет «Он шел от земли, не витая в облаках. Сын сапожника, он знал, как ходить по земле, на каких подошвах... Он не был всесилен, как многие думают, — во всяком случае сам он себя таковым не считал. По сути, он был мягкий и добрый человек... Я был у Василия Сталина на даче в Горках-4. По-моему, это 1949 год. Только началось освоение бомбардировщика Ил-28, и произошла катастрофа. Экипаж погиб. Василий позвонил отцу. Сталин ответил: «То, что произошла катастрофа, вы не забудете, но не забудем, что там был экипаж, а у экипажа остались семьи. Вот это не забудьте!»
В последний год учебы Сосо в училище в России произошло важное событие — на 50-м году жизни скончался Александр III. «Его не задушили, не взорвали, не отравили — он умер сам (уникальный случай в династии Романовых!). Телеграфы уже отстукивали по редакциям мира сногсшибательное сообщение: «Это был первый русский император, который умер естественной смертью — от алкоголизма...»
Нужно было присягать Николаю Второму, но Мария Федоровна, вдовствующая царица, неожиданно заявила: «Мой сын не способен править Россией! Он слаб! И умом, и духом Еще вчера, когда умирал его отец, он залез на крышу и кидался шишками в прохожих на улице... И это царь? Нет, это не царь! Мы все погибнем с таким императором... Вы хотите иметь на престоле тряпичную куклу?»... «Я не стану присягать тебе. Не стану», — заявила она сыну.
В царской семье разразился конфликт. Мать упорствовала, но «ей пришлось умолкнуть перед батальоном лейб-гвардии полка Преображенского», вошедшего под сень храма, «где грызлись «помазанники божьи». Батальон первым присягнул Николаю, а следом пошли целовать иконы остальные, «но даже в кольце штыков Мария Федоровна не присягнула сыну!». Она переживет три русские революции, гибель династии, утрату «детей и внуков и умрет на родине, в тихом Копенгагене, не уступив...».
Александр III умер в Ливадии. «Перед смертью он вызвал сына. «Ники, — сказал он ему, — ты сам знаешь, что неспособен управлять страной. Обереги же Россию от врагов и революций хотя бы до того времени, когда Мишке исполнится двадцать один год. Клятвенно обещай уступить престол брату... сдай корону Мишке». После кончины царь «быстро разлагался, а лицо от бальзамирования приобрело звероподобный вид».
Гроб поставили на шканцах броненосца «Память «Меркурия», и черноморская эскадра, густо дымя корабельными трубами, отплыла в Севастополь; оттуда траурный экспресс проследовал через многострадальную страну, «живущую надеждами на будущее». Императора «похоронили в Петропавловской крепости, где мертвые цари издревле привыкли разделять общество с живыми врагами царизма, — уродливейший парадокс самодержавной власти!».
