Екатерина Джугашвили настойчиво и целеустремленно стремилась обеспечить будущее своего единственного ребенка, но его судьба могла направиться по совершенно иному пути. Еще накануне окончания Иосифом училища преподаватель духовного пения Гоглачидзе получил место в Тифлисском учительском институте. Он предложил матери мальчика забрать ее сына с собой и устроить его в институт на казенный счет. Но она отказалась...
Чем руководствовалась Кеке, не имевшая средств для оплаты обучения сына? Не ошибалась ли мать, строившая свои планы? На что рассчитывала она, отклоняя такое заманчивое предложение?
Нет, Кеке не ошибалась. Она понимала, что делает. Существуют свидетельства, что об одаренном мальчике из Гори знали преподаватели в духовной семинарии, и они проявили к нему участие. Так, в частности, за нею хлопотал историк-археолог Федор Жордания, преподававший в семинарии церковные грузинские предметы.
Но прежде всего мать рассчитывала на самого сына. Она гордилась им и верила в его способности; хотя в принципе Кеке опять не из чего было выбирать. Кроме духовной семинарии, в городе имелись Александровский учительский институт, четыре гимназии и реальное училище; и грузинка, женщина из народа, была убеждена, что путь духовного пастыря будет лучше отвечать предназначению Сосо, чем место школьного учителя.
Тифлисская духовная семинария находилась в центре города. Она размещалась на углу Лорис-Меликовского проспекта и Пушкинской улицы, недалеко от Эриванской площади. 22 августа 1894 года Иосиф Джугашвили подал заявление на имя ректора отца Серафима с просьбой о допуске к проверочному испытанию. Ему предстояло сдать экзамены по восьми предметам. Он справился с этим успешно. 2 сентября он получил решение, что зачислен к обучению на общих основаниях.
Последнее обстоятельство таило в себе скрытую угрозу. Родители Сосо не принадлежали к духовному сословию. И формулировка «на общих основаниях» означала, что ему следовало не только платить 40 рублей за право обучения, но и еще 100 руб. в год за содержание в общежитии. А такими «лишними» деньгами мать Сосо не располагала.
Поэтому ее сын мог быть отчислен, даже не приступив к занятиям. Но, видимо, Екатерина Джугашвили была готова к такому обороту событий. Уже в день получения решения о приеме Иосиф подал прошение о зачислении, хотя бы «на полуказенное содержание».
Прошение было рассмотрено на собрании педагогического состава. В поддержку сына Кеке высказались знавшие его преподаватели, и он был принят в качестве «полупансионера». Пересмотр решения обеспечивал бесплатное проживание в общежитии и пользование столовой, но он не освобождал от платы за обучение (40 руб.) и необходимости приобретения за свой счет одежды.
И все-таки теперь Сосо мог вступить в новую жизнь. «Осенью... — вспоминал Доментий Гогохия, — мы приехали в Тифлис, впервые в нашей жизни очутились в большом городе, нас ввели в четырехэтажный дом, в огромные комнаты общежития, в которых размещалось по 20—30 человек...» Кроме юного Сосо и его горийских одноклассников, в семинарии обучалось еще около шестисот воспитанников. Но, как обычно бывает, действительность оказалась далеко не такой радужной, какой представляли ее себе мальчики из провинциальных городов и селений. И это вызывало разочарование.
Действительно, жизнь в духовной семинарии протекала однообразно и даже монотонно. Воспитанники вставали в семь часов утра. Сразу после подъема их заставляли молиться. Затем они пили чай, а после учебного звонка расходились по классам. Занятия, начинавшиеся тоже с молитвы «Царю небесный», которую заученно читал дежурный, продолжались до двух часов дня. Обед начинался в три часа, а после переклички, проводимой в пять часов, учащимся запрещалось выходить на улицу. Потом их снова выводили на вечернюю молитву. В восемь часов вечера пили чай, и семинаристы вновь расходились по классам готовить уроки. Спать укладывались в десять вечера.
Приведя такое описание, напоминающее картину быта в стенах монастыря, Доментий делает заключение: «Мы чувствовали себя, как в каменном мешке». Обратим внимание, что бывший семинарист дал почти классическое описание не только бытия духовного, но и уклада казарменной жизни любого военного учебного заведения. Даже спустя столетие будущие офицеры подчиняются точно такому же целенаправленному режиму службы. В отличие от студенческой вольницы церковь и армия не могут позволить себе иные правила подготовки своих кадров.
