Зарубежные биографы Сталина усматривают в непродолжительном пребывании его за границей чуть ли не некую «ущербность». Спустя двадцать лет после его последнего посещения зарубежья Эмиль Людвиг задаст ему вопрос не считает ли он своим недостатком незнакомство с европейской жизнью?
И Сталин, не без иронии, ответит: «Что касается знакомства с Европой, изучения Европы, то, конечно, те (люди), которые хотели изучать Европу, имели большие возможности сделать это, находясь в Европе. И в этом смысле те из нас, которые не жили долго за границей, кое-что потеряли. Но пребывание за границей вовсе не имеет решающего значения для изучения европейской экономики, техники, кадров рабочего движения, литературы всякого рода, беллетристической или научной (курсивы мои. — К. Р.).
При прочих равных условиях, конечно, легче изучить Европу, побывав там. Но тот минус, который получается у людей, не живших в Европе, не имеет большого значения. Наоборот, я знаю многих товарищей, которые прожили по 20 лет за границей, жили где-нибудь в Шарлоттенбурге или в Латинском квартале, сидели в кафе годами, пили пиво и все же не сумели изучить Европу и не поняли ее».
Объективность этого вывода подтвердила последующая история. Никто из завсегдатаев Латинского квартала — «вечных эмигрантов» — не оказал решающего влияния на послеоктябрьские события в России: ни Троцкий, ни Зиновьев, ни Каменев, ни Бухарин. Дешевое пиво не прибавило им ни политической, ни государственной мудрости.
Но привычка — вторая натура. Проведя значительную часть жизни за границей, где практическая деятельность подменялась дискуссиями, эти люди возомнили себя теоретиками партии. Не имевшие деловой хватки, даже после революции для самоутверждения они будут доказывать свое мировоззренческое превосходство — продолжать ту же тактику интриг. Бесплодные, вечно брюзжащие интеллигенты, одержимые манией величия, они обратят свою энергию против Сталина, и это, естественно, почти всех их приведет в кабинеты лубянских следователей.
И все-таки на этот раз пребывание за границей для Иосифа Джугашвили оказалось более продолжительным. Видимо, сделав в его работе паузу, Ленин стремился предохранить соратника от висевшей над ним опасности ареста. Переждать, пока улягутся предвыборные страсти. И он организовал ему своеобразный отпуск.
Правда, ему не сразу нашли дело, сначала он получил предложение участвовать в подготовке тридцатого номера газеты «Социал-демократ». И в Кракове он написал для газеты две статьи: «Выборы в Петербурге» и «На пути к национализму». Однако он чувствует себя неуютно среди «коренных» эмигрантов. Если не сказать одиноко. Он пишет в одном из писем: «Здравствуй, дружище... Скучаю без тебя чертовски. Скучаю, клянусь собакой. Не с кем погулять. Не с кем по душам поболтать...»
Однако вскоре Ленин нашел ему занятие, обратившись с предложением о переработке статьи Иосифа Джугашвили «Марксизм и национальный вопрос», недавно переданной им в редакцию журнала «Просвещение». Дальнейшие события показали, что национальный вопрос приобретал все более важное значение не только для России, и Ленин справедливо рассчитывал на опыт Иосифа Джугашвили, приобретенный им при работе в бакинском профсоюзном движении. На его знание многонациональной рабочей среды. В письме Горькому Ленин указывал, что на «Кавказе с.-д. грузины+армяне+татары+русские работали вместе в единой с.-д. организации больше десяти лет».
Трудно сказать, заинтересовало ли это предложение Иосифа Джугашвили? До того времени он мало занимался этой темой. Правда, ранее его перу принадлежала статья 1904 года «Как понимает социал-демократия национальный вопрос», но в ней он писал: «Не национальный, а аграрный вопрос решает судьбы прогресса в России. Национальный вопрос — подчиненный».
Впрочем, хотя социал-демократическое движение и выступало под лозунгом: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — в марксистской литературе такая тема вообще была слабо исследована. В основном ею занимались лишь австрийские социалисты. Поэтому Иосиф Джугашвили отправился в Вену.
