Даже скудно сохранившиеся свидетельства показывают, что окружение семьи Джугашвили составляла мелкая городская буржуазия; представители разных национальностей: армяне, грузины, осетины, немцы, русские. На этой же ступени социальной лестницы стремился упрочиться и Бесо Джугашвили. Вскоре после женитьбы он оставил работу у Иосифа Барамова и открыл собственную мастерскую.
Начатое им дело складывалось успешно. Мастерская процветает, заказы поступают бесперебойно, и, не успевая с ними справляться в одиночку, Бесо нанимает помощников. К этому времени в его сознании уже сформировался кодекс житейской философии, где романтические народные представления о справедливости послушно уживались с тщеславной самонадеянностью удачливого мастера.
«Когда меня определили к Бесо, — вспоминает один из учеников Виссариона Джугашвили, Давид Гаситашвили, — среди людей нашего ремесла Бесо жил лучше всех. Масло у него дома было всегда. Продажу вещей он считал позором». Семья имела достаток и считала себя счастливой. В эти годы Кеке занималась только домашним хозяйством и воспитанием сына.
Ему было около двух лет, когда он серьезно заболел. Его болезнь вызвала смятение родителей, и от одной мысли о том, что она может лишиться третьего сына, Кеке не находила себе места. Мать исступленно просит Бога сохранить ее ребенка; она часто ходит молиться за его здоровье в селение Арбо, расположенное близ Гери и Мерети. Мальчик выздоравливает, и Кеке сохраняет убеждение, что Бог услышал ее молитвы.
Бесо работал много и старательно, и появившийся достаток позволил семье Джугашвили вскоре сменить жилье. В 1883 году они переселились на Артиллерийскую улицу. К этому времени Coco исполнилось уже четыре года, и вскоре сына Бесо и Кеке снова постигла тяжелая болезнь.
В. Пикуль отмечает: «Брейгель на картине «Слепые» увековечил ужас Европы... глаза его слепцов выжрала оспа». Россия не избежала этой жуткой беды Средневековья; в период царствования Екатерины II, переболев оспой, придворные красавицы появлялись на балах в Зимнем дворце покрытые рубцами несчастья. «С детства, — писала императрица Фридриху II, — меня преследовал ужас перед оспой».
Уродовавшая человечество болезнь не щадила ни бедных хижин, ни дворцов королей; в семье музыканта при дворе Габсбургов оспа «выжгла глаза мальчику, и все думали, что он ослепнет... Звали этого мальчика — Вольфганг Амадей Моцарт!».
Императрица избавилась от преследовавшего ее ужаса, прибегнув к вариоляции, которую провел приехавший из Англии Фома Димсдаль; но ни она, ни унаследовавшие ее трон российские монархи не спешили спасать детей своих подданных. Поэтому спустя сто лет со времен правления «просвещенной немки» в маленьком городке Российской империи страшная болезнь истязала очередного мальчика. И все-таки Coco выжил, но лицо и руки у него остались рябыми.
Молилась ли Кеке во время этой тяжелой болезни сына своему Богу? Несомненно. И словно проверкой крепости ее веры, как у библейского Иова, на маленького Coco обрушивается новое несчастье — он повредил руку. По одним свидетельствам, это произошло в шестилетнем возрасте, когда он катался на санках, по другим — он получил травму во время борьбы. Но вследствие ушиба, полученного в детстве, позднее в медицинском заключении вождя была отмечена «атрофия плечевого и локтевого суставов левой руки». Осложнение случится позже, после того, как при побеге из ссылки он попадет в ледяную полынью.
Несчастья, сыпавшиеся, как из «ящика Пандоры», на долю маленького Coco, приводили к неизбежным конфликтам между родителями, но были и другие причины. «Сосо, — вспоминала соседка Джугашвили, — был в детстве живой, шаловливый ребенок. Я помню, он очень любил убивать птичек из рогатки».
«Опасное» свидетельство — оно может вдохновить щелкоперов к навешиванию на Сосо ярлыка «немилосердности». Тем более что Кеке не ругала сына за подобные шалости. «До того, как его определили в училище, — отмечала Коте Чарквиани, — не проходило дня, чтобы на улице кто-либо не побил его, и он не возвратился бы с плачем или сам кого-либо не отколотил».