Семериков вдруг зарычал и стал биться головой о нары. Кильтырою стоило большого труда успокоить его. Пулька заскулила, но старик махнул на нее, заставив замолчать. Семерка заснул. Теперь ему можно было спать, но Кильтырой не испытывал удовлетворения. Он сидел рядом с преступником, смотрел в его искаженное страданиями лицо и думал. Думал о жене и дочери этого человека, живущих где-то далеко отсюда и ничего не знающих о том, что произошло. Он думал о своих сыновьях и о сыновьях своих сыновей. А еще он думал о том, что опять разболтался: зачем его дернуло задать Кольке такой дурацкий вопрос? И почему-то вместе со всеми этими думами вертелась в его памяти загадка, которую он не успел загадать Семерикову: «нашего дружка в чужие страны увозят…» Вообще-то это соболь, но что бы ответил Колька?
«Ладно, — решил старик. — Загадаю завтра».
— Накось выпей вчерашнего, — сказал утром Кильтырой, протягивая Семерикову чашку с отваром.
— Да ну его…
— Зачем — да ну?
— Опять загадки будешь загадывать — так я выспался.
— Вот и ладно. Не полегчало сердце-то?
— А черт его знает.
Пулька вздрогнула всем телом и, вскинув голову, навострила уши.
— Чего это она? — спросил Семериков, приподнявшись на локтях.
— Кого-то ждет. Вишь, слушает?
— Так ничего же не слыхать…
— Это нам не слыхать, а ей, однако, о-ей-ей даже как слыхать. — Кильтырой подошел к собаке, наклонился: — Ну что там, Пулька? Кого бог несет?
Пулька вскочила, подбежала к дверям, нюхая щелку и виляя хвостом. Тут и люди услышали вдалеке едва уловимый стрекот вертолета.
Семериков занервничал, попробовал сесть. Кильтырой погрозил ему пальцем:
— Ты лежи, однако, паря. Не дури. Пойду выйду. Гляну.
— Ну что? — нетерпеливо спросил Семериков быстро возвратившегося охотника.
— К Мачехину порогу полетели.
— Все! Крышка!
— Какая такая крышка?
— Да что ты притворяешься, старик?
Кильтырою и в самом деле притворяться не было никакой нужды, ему тоже все стало ясно, и он с нескрываемой жалостью посмотрел на Семерикова.
— Ну что ты уставился на меня! — закричал тот. — Доволен? Они оттуда прямиком сюда: рванут. Как пить дать.
От вертолета к зимовью быстрым шагом двигалась группа военных. Среди них Кильтырой заметил подполковника Паршина и Силантия Увачана. Старик поджидал гостей, покуривая трубку. — Здравствуйте, Семен Никифорович, — протянул большую ладонь офицер.
— Здравствуй, здравствуй.
— Мы сразу поняли, что они у тебя, дядя Семен, побывали, — пояснил Увачан. — Я Кайрана узнал и вещи твои.
— Да-да… Однако были у меня, были, — согласился Кильтырой.
— Понимаете, Семен Никифорович, они погибли. Один-то уж точно. На них напали волки… Но обнаружили мы лишь тело Акимычева. А вот второй, Семериков… Как вы думаете, Семен Никифорович, куда мог деться человек после такого дела?
Старик молчал, хитровато щурясь.
— Дядя Семен, понимаешь?.. Там, на месте, кое-что выяснилось. Ну, например, то что Семериков был тоже ранен. Возможно, тяжело. Но он исчез, хотя сам передвигаться наверняка не мог. Пропал человек, и все. Нету его следов. Только есть следы твоих нарт и твоего учуга.
— Подождите, лейтенант, — остановил Увачана Паршин. — Понимаете, уважаемый Семен Никифорович, нам обязательно нужно знать, где тело Семерикова. Без этого мы не можем объявить о прекращении поисков.
— Дядя Семен! — нетерпеливо обратился к старику участковый.
— Слышу, Силантий. Да токмо… живой он.
В этот момент скрипнула дверь. Все обернулись на звук и увидели сначала валенки, а затем и целиком человека — заросшего, с горящими глазами. Силантий схватился за кобуру.
— Отставить, лейтенант! — остановил его Паршин.
Кильтырой продолжал молча дымить трубкой.
Паршин, заметив, что незнакомец вот-вот упадет, приказал двум солдатам:
— Помогите ему.
— Не надо, — хрипло выговорил тот. — Гражданин начальник, я Семериков. Сдаюсь. Оружия при себе не имею. Гражданин начальник, у меня заявление.
— Слушаю.
— Этот гражданин, — Семерка кивнул в сторону старика, — не стал совершать надо мной самосуда, а оказал медицинскую помощь… Дядя Семен, спасибо тебе. Мы уж больше не увидимся. Только скажи, сколько стоят шкурки, которые мы у тебя взяли, и олени…
