– Тогда сделайте вскрытие.
– Лаборанта нет. И вообще – посмотрите, сколько людей вы задерживаете.
Алла Викторовна оглянулась: в очереди сидели две женщины, обе с болонками на руках, и девочка, судорожно сжимавшая завернутого в полотенце котенка с проплешинами на голове.
– То есть вы отказываетесь? – уточнила Реплянко официальным тоном, соображая, каким образом добиться справедливости.
– Я не отказываюсь. – Ответ ветеринара ее обескуражил. – Я не могу. Езжайте в центральную. Только она сегодня может не работать.
«Медицинское учреждение!» – негодовала Алла Викторовна все то время, что стояла на остановке в ожидании автобуса. При этом она даже не заметила, что за эти сорок минут рядом с ней не появилось ни души, словно люди знали, что в ее матерчатой сумке скрывается мина замедленного действия.
«Ну сколько же можно!» – наконец не выдержала она и решила поизучать объявления, наклеенные на информационном стенде с расписанием автобусов. На одном из них черным по белому было написано, что «в связи с ремонтом дорог движение на данном участке в субботу и воскресенье временно прекращено до…» Число после этого «до» уже не проглядывалось.
«Я идиотка!» – Алла Викторовна чуть не заплакала, вспомнив, что к ветеринарной клинике она не подъезжала, а минут пятнадцать шла от кольца, где стояло несколько автобусов. Видимо, это была конечная остановка.
Потеряв почти час, Реплянко рванула по знакомому маршруту в надежде, что успеет хоть на какой-нибудь автобус, но удача снова отвернулась от нее – дребезжащий «пазик» ушел из-под носа.
«Да что за чертовщина!» – поразилась собственному невезению Алла Викторовна, вот уже несколько часов пытавшаяся пристроить злосчастный труп кошки. Предположив, что на сегодня ее ангел-хранитель, видимо, взял выходной, она побрела по дороге, надеясь на попутку, но машины, как нарочно, не останавливались, сколько она им ни махала. В результате Аллу подобрал двинувшийся по маршруту автобус, довольно быстро домчавший ее на другой конец города, где находилась Центральная ветеринарная лечебница, на двери которой, как и предсказывалось ранее, висел замок.
Проверив, настоящий ли, Алла Викторовна почувствовала, что близка к истерике.
– Какого черта! – вслух возмутилась она и со всей силы пнула железную дверь, как будто та в чем-то была виновата.
От металлического грохота в боковом пристрое, видимо, использовавшемся как служебный вход, звякнули стекла, и Реплянко показалось, что за зарешеченным окном мелькнула чья-то тень.
– Эй! – истошно завопила она и бросилась к отворившейся со скрипом двери.
Вышел сторож:
– Чё надо?
– Вскрытие кошке сделать, детей покусала. Вдруг бешеная?
– Невозможно, – ответил мужичонка. – В областную везите, она круглосуточная.
Так Алла Викторовна оказалась в квартале, где располагалось большинство медицинских учреждений города: фармацевтическое училище, областная больница, станция переливания крови, онкодиспансер, районная стоматология… И все они – вокруг областной ветеринарной станции, куда Реплянко вошла с твердой уверенностью, что не уйдет отсюда до тех пор, пока не добьется своего. Заранее приготовившись к сопротивлению, Алла Викторовна перебрала в уме все возможные доводы, но скандала не получилось. Тихая женщина в замызганном белом халате, говорившая с чувашским акцентом, сразу приняла Дымку и даже начала что-то писать в журнале приема, вполуха слушая пространные объяснения довольно странной посетительницы, рассказавшей про то, что она врач, работает здесь неподалеку, в фармацевтическом училище, где читает микробиологию и много чего еще, и на девяносто процентов уверена, что у кошки бешенство, что кошка покусала ее саму, исполосовала детей, мужа и что нужно было сразу ехать в родные места, а не мотаться с дохлой кошкой по всему городу, но теперь, слава богу, все будет как положено и что зовут ее…
На этом месте зазвонил телефон, дежурная приостановила запись и долго что-то говорила в трубку по-чувашски, не глядя на Аллу Викторовну. Закончив переговоры, женщина заулыбалась и объяснила:
– Брат жени́цца. Надо в район ехать. А работать некому. Завтра уже…
