Арлекины аккуратно расставили бутыли вина, погруженные в чаши со льдом, подносы с фруктовыми цукатами, пластинки ароматического воска, выделенного насекомыми, цукаты из прессованных цветочных лепестков. Закончив работу, юноши неподвижно встали под факелами.
Прошло несколько минут. Сумерки сгустились — наступила мягкая воздушная ночь. Мерцали звезды. Нежный, ненавязчивый ветерок проникал между колоннами и заставлял слегка трепетать пламя факелов.
Из-под купола послышались голоса. В павильон вышли Меркодион, верховный надзиратель Миртопрестольного храма, и Чарли Лисиддер, Баджарнум Божолейский. Меркодион облачился в роскошную мантию поверх хламиды, с плетеной епитрахилью из жемчуга и металла. Баджарнум ограничился серой курткой из мягкой толстой ткани, красными бриджами и мягкими серыми сапогами.
За ними последовали настоятель и два знатных сановника Божолейской империи.
Лисиддер похвалил убранство стола, обвел оценивающим взглядом неподвижных, как статуи, юношей-арлекинов, уселся за стол.
В кубки налили вино, подали блюда. Чарли был в духе, и Меркодион позволял себе любезно смеяться, когда Баджарнум шутил. Когда наступала тишина, девушка, стоявшая под аркой выхода из храма, наигрывала арпеджио на флейте. Как только один из сидевших за столом начинал говорить, она тут же переставала играть.
«А теперь, — произнес Баджарнум, — займемся нашим оракулом, Клодом Глистрой. Я собирался допросить его под пыткой, но оракуляция — гораздо более простой и гуманный метод, с точки зрения всех заинтересованных лиц. Глистра — опытный и знающий человек; он способен о многом поведать».
«Жаль, что его диссертация не может быть достаточно продолжительной».
Баджарнум строго покачал пальцем: «Вам следует хорошенько изучить этот вопрос, Меркодион — вопрос о продлении жизни оракулов в стабилизированном состоянии».
Верховный надзиратель наклонил голову: «Ваша воля — закон... Теперь я прикажу приготовить оракула, и мы перейдем к прослушиванию в веридикарии».
Огромный зал заполнился мудрецами, шуршавшими черными хламидами. По традиции, ночью капюшоны откидывали на спину, но характерное стремление скрывать индивидуальность находило выражение в свободных белых платках, повязанных вокруг головы на уровне лба, а затем спускавшихся мимо висков от затылка под подбородок.
Настоятель предусмотрел особые церемониальные песнопения. Хоры, разместившиеся вдоль стен двенадцатиугольного зала, смешивались, создавая нечто вроде плотной двенадцатиголосной полифонии.
Баджарнум, Меркодион и их свита вступили в зал и прошли к скамьям перед возвышением для оракула. В боковом арочном проходе появилась девушка с серьезным лицом и сияющими светлыми волосами. На ней были шелковые черные панталоны и серовато-зеленая блуза. Она задержалась на несколько секунд, обозревая зал, после чего медленно прошла к передней скамье перед возвышением — единственная женщина среди сотен мужчин, павлин в стае ворон. За ней следили все глаза.
Она остановилась рядом с Лисиддером, глядя на него сверху вниз со странным ищущим выражением. Меркодион привстал и вежливо ей поклонился. Баджарнум улыбнулся — холодной улыбкой, напоминавшей нервное растяжение губ: «Садись».
Напряженно-ищущее выражение исчезло, лицо девушки стало непроницаемым. Она тихонько села по соседству с императором. По толпе мудрецов пробежала волна шепота, тихих восклицаний, шороха одежд. По слухам, эта женщина была новой сожительницей верховного надзирателя. Глаза ощупывали ее лицо, но эта маска, бледная и неподвижная, как сахарная глазурь, не пропускала никаких эмоций.
Раздался печальный звон гонга — и новая волна пробежала по рядам мудрецов; позы присутствующих изменились, все глаза устремились в другом направлении. Баджарнум, казалось, неожиданно осознал, что находится посреди толпы; он прошептал несколько слов на ухо верховному надзирателю. Тот кивнул и поднялся на ноги: «Освободите зал. Все — вон!»
Разочарованно ворча, мудрецы потянулись длинной вереницей под огромные арки выходов. Теперь в зале почти никого не осталось, и каждое движение вызывало перекличку шепчущего эхо.
