— Но самая удивительная часть тебя — это мышечная ткань, — продолжал объяснять Стрелов, не замечая мое состояние. — Она имеет мало общего с человеческой. Мышцы у тебя очень гибкие, они уплотняются, когда чешуя выпущена, но при этом имеют специальную полость, где чешуя может укрываться. За счет этого ты фактически не меняешь размер, когда находишься в броне и без нее. Понимаешь?
— Поднимаю, я одноразмерный… и я устал! Можно мне вернуться в воду?
Он наклонился надо мной:
— Хм… Похоже, твоя кожа пересыхает даже под чешуей, да и на саму чешую воздух действует не лучшим образом. Пока ты способен находиться на поверхности менее часа, и даже за такое время ты слабеешь. Ничего, мы это исправим. С завтрашнего дня мы начнем оба вида тренировок.
— Оба вида? — я не совсем понимал, что он имеет в виду.
— Мне кажется, тебе это необходимо, у тебя есть потенциал. Ты будешь не только жить на воздухе, я научу тебя считать, читать, писать. До последней минуты я не верил, что ты справишься, но теперь считаю, что попробовать стоит.
Люди вокруг нас возмущенно зашептались, но под одним взглядом доктора Стрелова притихли. На меня же его слова не произвели никакого впечатления. Я не знал, что такое «считать», а остальные два слова вообще не запомнил. Мне хотелось забраться в свой аквариум, забиться в угол и заснуть.
* * *
— Поверить не могу, — Лита потянулась, закинула руки за голову. — Даже когда я только начала работать с тобой, ты мог находиться на воздухе гораздо дольше!
— Меня тренировали.
Хотя лабораторные тренировки были очень мягкими по сравнению с тем, через что мне пришлось пройти потом… Но тогда я этого не знал. Меня раздражал тот факт, что меня заставляют делать нечто ненужное. Зачем мне уметь бегать, ходить на двух ногах, а тем более драться, если мое место в океане!
Мне никто ничего не объяснял. Теперь я благодарен им за подготовку, но тогда меня это безумно бесило.
— А ты быстро научился читать? — спросила моя смотрительница. — Слушай, ты не знаешь, где мой рюкзак?
Я лениво подцепил рюкзак хвостом и передал ей. Лита вытащила второе одеяло и завернулась в него; к утру похолодало.
— Я быстро научился считать, с чтением были проблемы.
— Как так?
— С цифрами просто, все можно объяснить. Правила чтения не так очевидны. Как можно придать звуку форму? Почему именно такая форма? Почему стоящие рядом буквы звучат иначе, чем по отдельности? Этими и похожими вопросами я засыпал доктора Стрелова. А он заикался и не знал, что сказать…
— Серьезно? — глаза Литы странно загорелись. — Обалдеть! Никогда при мне такого не было, чтоб у него не находилось ответа!
— Наверное, это потому, что при тебе ему не задавали идиотских вопросов. Постепенно я смирился с тем, что четких причин нет, и начал просто учиться. Это оказалось интересней, чем я думал. Правда, перед тем, как научиться писать, мне пришлось угробить пару недель на дурацкое упражнение с лампочками…
— Что за оно?
— Изначально я плохо управлял своими руками — имеются в виду кисти. Примитивные движения мне удавались, а вот всякие мелочи — нет. Скажем, я мог поднять бревно, но не мог — прутик. Так что доктор Стрелов придумал упражнение с лампочками. Сначала мне просто нужно было переносить лампочки разного размера из одного конца комнаты в другой. Сколько я стекла набил! Когда у меня начало более-менее получаться, доктор Стрелов усложнил задачу. Теперь я должен был выкручивать и вкручивать лампочки. Сокращая историю, могу сказать, что перед тем, как взяться за ручку, мне пришлось сменить все лампочки в лаборатории.
— Прикольно!
— Ничего прикольного! Ненавижу лампочки, — мстительно прошипел я.
— Да ладно тебе! Лучше скажи мне, какое слово ты написал первым. Небось, свое имя!
— У меня тогда не было имени. Я уже знал, что это вроде как индивидуальное название каждого человека, но я-то человеком не был. Официально я назывался Объект 2–2, а неофициально ко мне обращались вообще без имени. Меня это нисколько не оскорбляло, я просто не озадачивался.
— Ну и как появился «Кароль»?
— Ты не поверишь, благодаря одному придурку…
* * *
Моя жизнь стала лучше во всех отношениях.
