— И снова мыться.
— Чего уж теперь? Обойдемся.
— Не нужно?
— Нет. Пошли.
Подпоясываясь, Унномтюр направился к воротам. Фьольвир, как мог, счистил кровь, смочив ладони в лужице, натекшей у колодца, потом натянул рубаху и двинулся следом.
За разбитыми створками был подъем из десятка каменных ступеней. Одолев их, Фьольвир оказался на широкой, округлой площади, выложенной черными и серыми плитами. С одной стороны площадь опоясывали низкая стена из розового камня. С другой стороны высилось крепкое, мрачное здание, сложенное из крупных, ноздреватых блоков. Здание украшали темные колонны, и часть из них беглецами отступали от правого крыла, словно стремясь продолжать строение и дальше.
Вся площадь была уставлена постаментами.
На взгляд их было больше двадцати, но статуи, которые когда-то на них стояли, были все разбиты, и мрамор, песчаник и известняк усыпали площадь, застыв где внушительными валунами, где нагромождениями камней.
В остатках угадывались фрагменты человеческих и нечеловеческих конечностей и тел.
Самый крупный постамент располагался перед зданием. На неровном, неряшливо отесанном камне, похоже, когда-то, свесив ноги, сидел могучий каменный исполин, но и он не избежал разрушения и был повержен, разбит на кусочки, которые густо покрыли плиты у постамента.
О том, что это был именно исполин, можно было понять по сохранившейся — от стопы до колена — мраморной ноге, которая уткнулась в неровность камня. Фьольвир видел даже прожилки вен.
Размером часть ноги была с него целого.
— М-да, — сказал незнакомец.
Постояв у постамента, он завертел шеей, потом, видимо, заметив нужное, двинулся туда. Взяв влево, незнакомец присел перед крупным, высотой ему по плечи валуном.
— Иди сюда, арнасон! — позвал он.
— А где хозяин? — спросил Фьольвир, выбирая, куда поставить ноги, чтобы не разбить их о камни. — Мтаг его убил?
— Не совсем.
— А что?
— Подойди, и сам увидишь.
Фьольвир перебрался через кучу известняка и оказался рядом с Унномтюром.
— Ох, Йорун! — вырвалось из него.
Валун, у которого присел незнакомец, был частью каменной исполинской головы. Покатый мраморный лоб пересекали две крупные морщины, упираясь в излом, проходящий через правое надбровье и переносицу. При этом уцелели лишь левая щека, левый, закрытый веком глаз и мочка уха.
— Вот, полюбуйся на хозяина первого ключа, — сказал незнакомец.
Какое-то время Фьольвир рассматривал валун.
— Он был статуя?
— Он был Эйяльтог, каменный великан. А вокруг было его воинство. Но, как видишь, воинство не устояло.
— И куда мы теперь?
— А вот сейчас и спросим.
Унномтюр без всякого почтения пнул носком свейки мраморную щеку, оставляя мокрый след.
— Эй, Эйяльтог! — крикнул он, наклонившись, прямо в сомкнутое веко. — Хватит уже притворяться!
— Стыдно! — внезапно прогудела площадь.
Голос, казалось, шел из-под плит, заставляя их вибрировать. Фьольвир едва устоял на ногах.
— Он жив! — воскликнул он.
— Он и не умирал, — сказал незнакомец.
— Я — бессмертный, — подтвердил разрушенный великан. — Эйяльтог, сильный и могучий. Хранитель первого ключа. Только я не смог, не смог…
Он застонал, и мелкие камешки заскакали по плитам.
— А что ты хочешь? — сказал Унномтюр, прохаживаясь. — Тебя разбил Мтаг, один из первых учеников повелителя подземного мира.
— Все равно, — выдохнул Эйяльтог, и валун открыл глаз с рубином вместо зрачка.
Глаз уставился на Фьольвира.
— А это кто? — спросил исполин.
— Герой, конечно же, — сказал незнакомец. — Фьольвир Маттиорайс, медвежий сын, арнасон из арнасонов.
Эйяльтог хмыкнул.
— Не чую в нем силы.
— А в себе? — ехидно спросил Унномтюр. — В себе чувствуешь? Божественную помощь и богов чувствуешь?
Исполин прикрыл глаз.
— Странно, — прогудел он через несколько мгновений. — А я-то думаю, почему мне так тяжело снова собраться в целое.
— Боги, друг мой, — пыфф! — Унномтюр изобразил маленький взрыв, когда сжатые пальцы, распрямляясь, разлетаются в стороны вместе с ладонями. — Уже пять лет как.
— Пять лет! — ужаснулся Эйяльтог.
— Здешних пять лет, — уточнил незнакомец. — Сам понимаешь, время в разных местах течет по-разному. Кому год, кому месяц. Ты и проиграл-то Мтагу потому, что тот дождался, когда власть богов повсюду ослабнет.
