Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи - страница 123
Но не хотела ли Анна Комнина пощадить память об этих людях и возвеличить заслуги своего отца в этой истории? Права ли она, подчеркивая, что измены с их стороны не было? Ведь факт остается фактом: объясняя причины поражения Боэмунда, все западные хронисты, убежденные, вероятно, в том, что в военном отношении этот предводитель был непобедимым, намекали на предательство или по меньшей мере на отступничество его ближайших помощников в нужный момент.
Альберт Ахенский занимает в этом ряду самую умеренную позицию: по его словам, осада длилась более года, силы изголодавшихся и упавших духом воинов были на исходе, за изменой следовала измена. Подкупленный дарами императора, «Гвидо, сын сестры Боэмунда [sic; на самом деле это его сводный брат], Вильгельм Кларет и другие военачальники жестоко упрекали Боэмунда то за нехватку продовольствия, то за разброд людей в войске, то за уход флота, то за благополучие, царившее в осажденном городе благодаря императору. Они прилагали все силы к тому, чтобы заставить Боэмунда отказаться от осады и заключить договор с императором»[769].
Ордерик Виталий, напротив, открыто говорит об измене. Побуждаемые голодом, привлеченные предложениями императора перейти к нему на службу, некоторые соратники покинули Боэмунда, тем самым вынудив его подписать договор. Они обвиняли норманнского предводителя в том, что, осмелившись напасть на «священную империю», он вовлек их в отчаянную авантюру, которая оказалась им не по силам. И все это — из-за его алчности и властолюбия, тогда как ни один пророк и ни один небесный посланец не призывали этого делать. Гвидо входил в число тех, кто покинул его сводного брата. Заболев спустя некоторое время, он скончался, перед смертью признавшись в своем предательстве, но так и не добившись прощения Боэмунда[770].
Рассказ монаха из Флери хоть и походит на предшествующий, но преподносит еще одну деталь: перед смертью Гвидо велел позвать к себе Боэмунда, чтобы исповедаться ему в своем грехе. Раскаявшись в своем преступлении, он поведал и о причинах такого шага: император обещал дать ему в жены свою дочь, уступить ему Диррахий и осыпать его другими ценными дарами. Боэмунд, уязвленный таким поведением, отказался простить Гвидо и покинул сводного брата, осыпая его проклятиями[771].
Зато Анна Комнина ничего не говорит о предательстве Гвидо — она подолгу задерживается на рассказах о ловкости басилевса, о его успехах во время осады, а также подробно описывает изобретения и ходы Боэмунда, предпринимаемые им для штурма городских стен. Им она посвящает немало страниц, попутно обращая внимание на своеобразное вооружение западных рыцарей, на преимущество их кольчуг и щитов, на их особую технику атаки копьем, которая делала их почти неуязвимыми как в конном бою, так и в сражении на открытой местности[772]. Понимая это, Алексей приказывал своим лучникам целиться не в воинов, а в их лошадей — сбитого с коня «кельта» было легче взять в плен. По словам византийский принцессы, хотя ее отец — который часто рассказывал ей о Боэмунде — страстно желал дать ему сражение, он все же не забыл задолго до боя посоветовать своим воинам, чтобы они перекрыли все возможные пути сообщения, как на суше, так и на море, лишив тем самым «кельтских» воинов и их коней пропитания.
В этом, безусловно, и кроется главная причина отступничества, если не измены, о которой говорят западные источники, желающие объяснить немыслимое, по их мнению, поражение крестоносцев Боэмунда. То, что эти лишения привели к дезертирству, допускает и Анна Комнина. Она упоминает об одном из таких случаев — о переходе на сторону византийцев Вильгельма Кларета, но умалчивает об измене Гвидо, который в ее повествовании играет важную роль в переговорах[773].
С необходимостью вступить в переговоры Боэмунд действительно смирился, но пошел на них с высоко поднятой головой. Ни он, ни его армия не были побеждены — более того, басилевс не дал ни одного серьезного сражения. Таким образом, норманнский предводитель считал, что на переговорах следует обсуждать завершение конфликта, в котором равно были заинтересованы обе стороны; поэтому Боэмунд даже позволил себе продиктовать византийцам условия. Он отказался вести переговоры, пока император не выдаст ему нескольких византийских сановников в качестве заложников, и потребовал присутствия человека, хорошо знающего его язык, чтобы не допустить любого недопонимания. Более того, когда он отправится на встречу с императором, его должны будут встречать на значительном расстоянии от лагеря приближенные басилевса, которые с почетом проводят его к императорскому шатру. Там Алексей должен будет подняться с императорского трона, чтобы принять норманна, и воздержаться от любых упоминаний об обязательствах, данных ему ранее. «К тому же император должен взять меня за руку и предоставить место у изголовья своего ложа, я же войду в сопровождении двух воинов и не буду преклонять колен и склонять головы перед самодержцем», — добавил Боэмунд, по словам Анны Комниной
