«Я тебя предупреждал!» — говорили его глаза.
Но я и так догадалась, что из себя представляет третье, подрастающее поколение семьи.
Есть такие ненормальные взрослые, которые просто не понимают, что если они тащатся от своих раскормленных избалованных детишек, то не факт, что от них так же будут тащиться окружающие.
Сколько раз мне приходилось, стиснув зубы, присутствовать на импровизированных утренниках, когда папы-мамы-дедушки-бабушки выводили к гостям своего принаряженного отпрыска и, в волнении хрустя пальцами, слушали, как ребенок читает стишки Агнии Барто.
Что называется, с выражением.
Собственно, к выражениям в конце этого утренника обычно бывала близка я. Но сдерживала свой темперамент и цедила что-то пристойно-приветливое.
Но на этот раз действительность превзошла все мои ожидания.
Дитё наконец пробилось к бабушке, сиявшей бриллиантами, и сердито зашептало ей что-то на ухо.
— Ты моя любимая! — умилилась Эльвира Давыдовна. И объявила собравшимся:
— Машенька приготовила нам сюрприз. Она споет песенку.
— Две песенки, — поправил ребенок.
— Две песенки. Послушаем?
И Эльвира Давыдовна поднялась с места с негромким смехом, намекая гостям, что пришла пора отрабатывать харчи.
Гости побросали салфетки, переглянулись и с тоскливой покорностью судьбе потянулись в гостиную, где стоял большой концертный «Бехштайн» (мечта моей мамочки). За роялем сидела скромная неприметная девушка. Очевидно, гувернантка. Или учительница музыки.
Я посмотрела на несчастную забитую девицу и посочувствовала ей от всей моей понимающей души.
Дитё, капризно поломавшись, приблизилось к роялю. Но ломался ребенок не от волнения. Насколько я поняла, нужно было еще упросить его поиграть на наших нервах.
— Ну, Машенька, — упрашивала бабушка. — Ну, моя сладкая… Давай, порадуй бабулю…
И все семейство, включавшее деда, дочь и зятя, стояло вокруг Машеньки и эхом вторило:
— Порадуй бабулю!
— Пить хочу, — ответила деточка.
Несколько человек одновременно сорвалось с места и понеслось в столовую. Машеньке подали бокал с минералкой.
— Лимонад хочу!
Еще одна серия бодрого галопа. Из столовой вынесли бокал с «Кокой».
— Холодная!
Я начала закипать. Рука Редьки сжала мою ладонь, я очнулась и посмотрела на кавалера.
— Потерпи! — шепнул он мне на ухо.
— Не гарантирую, — ответила я сквозь зубы.
В общем, дитё в конце концов уломалось и исполнило какую-то популярную нынче песенку, содержание которой было ему совсем не по возрасту.
— Ах, какая умничка, ах, какая талантливая девочка! — заахали в экстазе приглашенные.
— Я еще спою! — не объявила, а приказала всем оставаться на своих местах хозяйская внучка.
Разохотилась, значит.
Пела девочка преотвратно. В своем высокомерном пренебрежении она игнорировала темп, тональность, мелодию, слова и ритм. Несчастной гувернантке приходилось то галопом ловить ее на полдороге, то, наоборот, сидеть неподвижно и ждать, когда звездная внучка раскачается и продолжит песню.
— Ах, как великолепно! Какой развитый ребенок! — заахали гости после второй песни.
Эльвира Давыдовна внимала восторгам с благосклонной улыбкой.
Потом Машенька вознамерилась прочесть нам стихотворение. И прочла целых четыре. На этом, к счастью, репертуар ребенка закончился, и мы получили увольнительную до следующего хозяйского каприза.
— Илона, вам понравилось? — громко спросила Эльвира Давыдовна.
Я понимала, что вопрос был тестом. Если бы я ответила правильно, то мне простили бы все. Даже мое ужасное имя.
Но я не смогла сдержаться.
— Понравилось, — ответила я тоже очень громко. — Только вам нужно показать ребенка логопеду. Она же половину согласных не выговаривает!
В комнате воцарилась напряженная тишина.
— И потом, я бы не советовала отдавать Машу в музыкальную школу, — продолжала я, упиваясь откровенностью. И злорадно отчеканила, хотя понимала, что подписываю себе смертный приговор:
— У нее слуха нет.
Занавес…
Когда мы с Редькой вышли на улицу, я разом потеряла свой боевой запал. Я съежилась, как шарик, из которого выпустили воздух, и стала поглядывать на кавалера жалкими умоляющими глазами.
Мне было стыдно.
Вечер завершился скомканно. После моего критического резюме попросить Машеньку продолжить бенефис и повторить на бис исполненные номера стало неудобным.
