Алена развернулась к Кристиану и низко прогудела:
— Сядь, Кристиан, расслабься и вспоминай. Я пойду сварю кофе, а ты закрой глаза и, пожалуйста, отбрось все посторонние мысли. Жак и тюльпаны, только Жак и тюльпаны… Слишком многое поставлено на карту, чтобы ты имел право не вспомнить. Жак и тюльпаны!
Алена ушла, а Кристиан кинулся ничком на диван, сдавил подушкой голову, и уже через несколько минут с предельной четкостью в его ушах зазвучал хрипловатый прокуренный голос Жака:
— Осторожней отшелушивай, сынок, не оставляй луковицу совсем без одежки. Вот так, молодец, складывай по сортам. А это те, что имеют зубчатые лепестки и носят имя «Жанна». Точно, сынок, их зовут так же, как твою кузину, которой мадам совершенно справедливо отказала от дома. Ишь, негодница какая оказалась! Маленькая, а на руку нечиста!
Кристиан так рванулся, что чуть не рухнул с дивана на пол.
— Алена! Ты — гений! Черт подери! Да ведь я же не видел этой белобрысой кузины двести лет! Жанна из игр моего детства!
Алена, моментально возникшая в дверях, врубилась за одну секунду.
— Отлично, Кристиан. И даже носка не понюхал. Сходу взял след. Теперь дело за Мариной Миловской! Уж она-то точно знает, где найти белобрысую кузину!
* * *
Потапов не находил себе места.
Час назад вернулась с экскурсии Ксюша, и он вдохновенно врал ей о том, как посадил совсем недавно в такси Веронику с Марией и они отправились в маленький курортный городок буквально в нескольких километрах отсюда на аттракционы. Похоже, Ксюша поверила и отправилась спать — бессонная ночь, к счастью, вымотала ее, и от усталости она буквально валилась с ног.
Потапов чувствовал себя полным идиотом. Приставленный к нему охранник не сводил с него глаз, а между тем беззащитная Вероника, похоже, пыталась спасти маленькую Марию от неведомо откуда свалившейся опасности. Он злился на Севу, которого без санкций Алены было невозможно расколоть на какую-либо информацию, а сама Алена, естественно, не могла и не хотела ничего объяснить ему по мобильной связи.
Вчера вечером, когда Вероника с девочкой не вернулись с морской прогулки, его охранник, оказавшийся славным добрым парнем, срочно соединил Потапова со своим братом, который имел частное детективное бюро. Пришлось связывать по телефону брата охранника Али с Аленой, так как Потапов не смог членораздельно ответить ни на один вопрос. Теперь гувернантку с ребенком разыскивали по всему побережью, но пока не поступило ни одного обнадеживающего сигнала. Потапов, впрочем, успокаивал себя, что, возможно, эти ребята просто не имеют права докладывать о каких-либо результатах даже брату своего шефа, который время от времени справлялся о том, как идут поиски.
— Вы любите эту женщину… — задумчиво произнес Али, когда Потапов в очередной раз попросил его узнать, нет ли новостей, и, покачав курчавой головой, озадаченно поцокал языком.
Потапов оторопело взглянул на египтянина. В другое время он, возможно, отделался бы какой-нибудь шуткой или просто сделал бы вид, что не расслышал его слов… но сейчас, когда его нервы были напряжены до предела и исключалась любая поведенческая игра, он тихо пробормотал:
— Похоже, что так… И, кажется, дороже в жизни ничего и нет…
Сказал и точно рухнул в бездну истинного. Перед глазами замелькали, как в калейдоскопе, все мгновения, которые он провел с Вероникой. Они были именно мгновениями — короткими, как вспышки молнии… С первого мига их знакомства она словно пыталась соорудить между собой и им непреодолимую преграду и избрала для этого насмешливо-ироничный тон, интуитивно попадая именно в то, что больше всего претило Потапову. Теперь ему казалось, что она даже намеренно вызывающе демонстрировала ему свою физическую ущербность: сутулилась, чтобы его взгляд постоянно мозолил горб под левой лопаткой, и сильнее обычного припадала на свою больную ногу. Его не спасло и это… Никакие ее ухищрения казаться еще непривлекательней не удержали его мужской природы, мощно подававшей непонятные сигналы на клеточном уровне.
Потапов не спал по ночам, ворочался, без конца вспоминал Марию, и она казалась ему такой близкой и осязаемой. Как полубезумному Германну мерещились тройка, семерка, туз — так ему в вязком полузабытьи складывались слова: Случай… Тайна… Беда…
