— Жизнь-то, оказывается, сладка, — сказала она тихо, — хоть и для вида, а все равно боязно. Сделай ты петлю и веревку за крюк зацепи.
— Э-э-э, нельзя мне, ты сама должна, своими руками. В этом все дело…
Бедрана с трудом сделала петлю и, подняв голову к потолку, посмотрела на крюк. Наиф подхватил молодое, сильное тело жены и подсадил ее на сложенные под крюком подушки. Ей ничего не оставалось, как протянуть руки и зацепить веревку за крюк. Сделав это, она собралась было спрыгнуть, но Наиф остановил ее:
— Погоди, еще не все. Теперь завяжи.
Он приподнял жену, и она завязала веревку.
— Вот и все, — тихо проговорила Бедрана. — Как рассветет, я повешусь, да? А потом…
Наиф не дал ей договорить. Теперь и его била дрожь, но женщина не заметила никакой перемены в нем и переспросила:
— Как рассветет, я повешусь, да?
— Да, да, — торопливо ответил Наиф, — а сейчас давай прикинем разок, чтобы утром все прошло без сучка, без задоринки, газель моя черноокая…
Глаза женщины и в самом деле напоминали глаза газели. Ох, как недолго суждено им было смотреть на белый свет…
Бедрана просунула голову в петлю.
— Так хорошо, мой ага?
— Просунь голову чуть подальше, — сказал Наиф. — А теперь поправь веревку на шее…
Бедрана поправила.
— Вот так…
Ее черные глаза были устремлены на мужа. Их взгляды встретились…
Вой волков постепенно удалялся…
Наиф все давно решил для себя и сейчас торопился покончить с этим делом до первых петухов. Сильным ударом он вышиб подушки из-под ног жены. Бедрана судорожно забилась. Не выдержав, Наиф задул лампу…
Перевод А. Сверчевской и С. Утургаури
Деревня Хыйям только просыпалась.
Солнце палило немилосердно. Едва завидев его, степь начинала дрожать как в лихорадке, а потом пылала огнем под его лучами.
Фенкли Султан проснулась, но продолжала лежать с опущенными веками. Лишь услышав, как заголосил первый петух, она медленно открыла глаза навстречу новому дню.
Их было двое в маленькой комнатке: она и ее сын Заро.
Женщина приподнялась, посмотрела на спящего юношу:
— Эй, сынок, вставай, тебя молотилка ждет.
Еще не все петухи пропели, а Фенкли Султан была уже на ногах. Сквозь открытую дверь она видела, что солнце озарило деревенскую площадь и внезапно почувствовала, как в сердце ей начал закрадываться страх. Она подошла к сыну и стала тормошить его:
— Вставай, сирота моя.
Заро проснулся.
— Быстро, быстро, уж утро давно.
Юноша оделся и, обернувшись к матери, произнес:
— Мать, дай мне с собой поесть.
Фенкли Султан присела на корточки и принялась собирать еду. Выспавшийся, сильный, Заро смотрел на маленькую скрюченную фигурку матери: земля ее иссушила, хотя к себе еще не призывала.
— Ох-ох-ох, сынок, старость — не радость, — простонала она, тяжело поднимаясь на ноги, — ох, судьба, судьба…
Заро взял приготовленный узелок с едой и поцеловал матери руку.
— Что-то ты от меня скрываешь, мать, — сказал он. — Чего ты на судьбу сетуешь?
Фенкли Султан вытерла кончиком платка выступившие на глазах слезы.
— Огонь жжет мне душу… А ты еще мал…
Заро не терпелось уйти на молотилку. Он шагнул было к двери, но вернулся. Уже несколько дней мать жаловалась на жизнь и тяжело вздыхала. «Что это с ней?» — подумал он про себя, а вслух произнес:
— Не скрывай от меня ничего. Скажи, что тебе надо, — я сделаю.
Женщина прослезилась.
— Да хранит тебя Аллах, не я это придумала, таков закон наших отцов…
— Я и сам уже могу быть отцом, — сказал Заро и притопнул ногой. — Ты все меня за маленького считаешь! А кто на молотилке работает? Кто на верблюда на ходу вскакивает? Твой сын Заро!
Фенкли Султан только слабо улыбнулась в ответ.
— Вот и до тебя очередь дошла. Вырос… — начала было она и умолкла.
— Э-э-э, пока не скажешь, в чем дело, никуда не пойду, — решительно сказал юноша, — пусть ага провалится со своей молотилкой!
Мать прильнула к сыну. Потом взяла его за руку, потянула к двери.
— Иди, иди, сынок, не серди агу. Не приведи Аллах, еще сюда явится. Не играй с огнем…
— Это мое дело, — пробурчал он. — Захочу — пойду, не захочу — не пойду!
— Думаешь, уже вырос, — продолжала она, — а для меня ты все равно дитя малое.
