— Да так, просто набрала твой номер, проверить, дома ты или нет.
— Я ведь в это время не бываю дома.
— Где же ты сейчас?
— Дома.
— Ага, значит, бываешь! Что же ты не пошел на занятия?
— Нет настроения.
— Что? Нет настроения? Почему?
— Да так. Поздно проснулся, смотрю, денек — чудо, стало жалко забираться в темную аудиторию…
— Что-то раньше ты никогда не вспоминал про хорошую погоду и про то, когда встал. Скажи честно, отчего ты пропустил занятия?
— Клянусь тебе, просто так. Вот собирался побриться и позвонить тебе.
— Так я тебе и поверила!
— Клянусь богом, правда! Если хочешь знать, думал пригласить тебя пообедать.
— Что же ты раньше не позвонил?
— Раньше?.. Думал, тебе некогда…
— Мне? Это тебе было некогда! С кем это ты разговаривал?
— Ни с кем я не разговаривал.
— А почему телефон был занят? Сколько раз набирала — все занято!
— А, это я с Парвизом.
— Столько времени с Парвизом?
— Да, я позвонил узнать, как он живет, он звал меня пообедать…
— Да ладно тебе!
— Слово даю, я еще сказал ему, что мне неохота. Слушай, ты в обед что будешь делать?
— Ничего.
— Давай встретимся!
— Нет.
— Почему? Ну почему нет?
— Раньше надо было говорить.
— Какая разница? А я сейчас говорю.
— Конечно, сначала всех обзвонил, наговорился вдоволь, а теперь меня приглашаешь? И то, когда я сама позвонила…
— Ну не капризничай, прошу тебя!
— Ах, ты просишь!..
— Значит, ты согласна, да? Давай пообедаем, а потом сходим в кино, ладно?
— Не могу.
— Почему?
— Вечером ко мне сестра придет.
— В котором часу?
— Часов в пять-полшестого.
— К этому времени ты дома будешь. Ну, договорились? Придешь?
— Ладно, приду.
— Мерси!
— А что мне надеть?
— Тот зеленоватый плащ, как фисташечка.
— Опять его?..
— Что поделаешь — очень он тебе идет.
— Ну хорошо, когда?
— Полдвенадцатого.
— Где?
— В кафе «Атлас».
— Не вздумай заставлять меня ждать!
— Себе это скажи… До свидания!
Он положил трубку и продолжал бриться.
Когда они вышли из кафе, был час дня. Воздух был теплым, солнце сияло так же, как с утра. Они держались за руки. К. сказал:
— До начала сеанса время есть, давай немного пройдемся.
Доррие кивнула. Они перешли улицу и зашагали по той стороне, по солнышку.
— Удачный был обед, — сказал К.
— Да, очень вкусно.
— Мне сегодня все удается.
— Правда?
— Необыкновенно удачный день!
— Рада за тебя.
— Я сегодня чувствую себя как-то особенно…
— Особенно?
— Ну, все мне нравится.
— Вот хорошо!
— Ты меня понимаешь?
— Может, и понимаю.
— Знаешь, что я чувствую? Как будто прожил всю жизнь близоруким, а сейчас в первый раз надел очки. Таким мне все кажется ясным и чистым.
— Как хорошо-то!
— Я в таком состоянии, что просто не замечаю ничего дурного.
— Правда?
— Все такое прекрасное, светлое. И голоса у людей красивые. В такой день, как сегодня, все удается: и прогулка, и всякие развлечения, даже самоубийство.
— Самоубийство?.. — спросила Доррие.
— Да, даже самоубийство.
— С чего это ты про самоубийство вспомнил?
— Просто так.
— Значит, сегодня опасный день! Тебе надо остерегаться.
К. сказал:
— А откуда известно, что смерть — это всегда плохо? Кто знает, может, самоубийцы тоже получают удовольствие…
— Я, во всяком случае, не знаю, не пробовала, — сказала Доррие.
— Да нет, я серьезно. В такой денек почему бы человеку не захотеть уснуть вечным сном.
— Ну, если уж приспичит — пускай спит.
— Наилучшие самоубийцы те, которые просто исчезают, неизвестно куда. Вроде слонов, уходят умирать в потайное место. А которые похуже — пишут всякие письма, прощаются, каются, оставляют под подушкой записки в помощь полиции, дескать, «прошу никого не винить». Обдумывают, какое орудие самоубийства лучше: «кольт», веревка или снотворное. Выбирают день и час — якобы туманная или дождливая погода лучше. Чтобы люди потом говорили: покойный, мол, ушел из жизни в печальный день, в сумеречном состоянии…
Доррие сказала:
— Почему ты вдруг стал об этом раздумывать?
— Денек больно хорош.
— Ну хватит, ради бога! Неохота тебя слушать.
— Как скажешь, дорогая.
— Давай лучше возьмем машину, тогда успеем на кинокомедию.
И они сели в такси.
Когда он добрался до дому, солнце садилось. Он тихо поднимался по полутемной лестнице, еще не дойдя до своего этажа, услышал из своей комнаты чужие голоса. Он остановился, насторожился. Это были Мохаммад и Парвиз. На носках, по стеночке он одолел оставшие ступени и через щель плохо прикрытой двери заглянул в комнату, не переставая прислушиваться. Все вещи были разбросаны, раскиданы: Мохаммад и Парвиз перевернули его жилье вверх дном. Книги валялись на полу, постельные принадлежности и все, что было сложено в нишах, выброшены наружу, а виновники разгрома сидели посреди беспорядка в тяжелом раздумье. Некоторое время оба молчали, потом Мохаммад сказал:
