Советские читатели с большим интересом следят за появлением новых переводов, с одинаковым вниманием относятся к произведениям древних авторов и наших современников. Литературы Востока не представляют в этом отношении исключения. Да и сам интерес к переводам с восточных языков — явление не новое. Через переводы восточные мотивы проникали в русскую литературу на разных этапах ее развития. Возможно, одним из первых переводов был русский вариант «Панчатантры» (через арабо-греческую традицию) — «Стефанит и Ихнилат» (XV в.).
Романтизм начала прошлого века послужил благодатной почвой для «арабесок» и «подражаний» восточным авторам. Хафиз, Омар Хайям, Антара находили горячих поклонников среди русских поэтов, а порой и становились их героями. Знакомство с восточными литературами необязательно было прямым (например, Пушкин заимствовал мотив «Сказки о золотом петушке» у Ирвинга, а тот, в свою очередь, почерпнул его в арабо-испанской традиции). Знакомству с Востоком способствовали и непосредственные контакты представителей русской культуры на Кавказе (а позже и в Средней Азии). Литератора, а вслед за ним и читателя привлекала прежде всего экзотика, до сих пор чарующая всех в сказках «Тысячи и одной ночи»:
Таким образом появилось свойственное для прошлых веков любопытство ко всему заманчиво необычному. Восток казался монолитом, застывшим навечно, где прошлое не отграничивалось от настоящего. Этим объяснялся преимущественный интерес именно к легендарным, сказочным элементам в литературе и в жизни.
Последние сто лет принесли с собой многообразные изменения. Восток перестал быть неким окаменевшим в веках единством. Этим открытием русская читающая публика обязана ориенталистам первой половины нашего века, в первую очередь академикам А. Е. Крымскому и И. Ю. Крачковскому (Игнатий Юлианович Крачковский первым перевел на русский язык арабского автора XX в. Касима Амина). Да и сам Восток за сто лет неузнаваемо изменился. Ушло в прошлое затянувшееся средневековье, рухнула колониальная власть, восточные страны вступают на путь демократического развития. Сдает позиции вековая отсталость, рядившаяся в экзотические одежды, новое все увереннее прокладывает себе дорогу в экономике, общественной жизни, культуре.
Существенные изменения коснулись и литератур Ближнего Востока. Усваивались многие европейские жанры, течения, один другим сменялись всевозможные «измы». Вероятно, это были лишь «детские болезни» — если правомерно говорить о детстве литератур, возраст которых намного превосходит возраст иных европейских… В последние годы в советском востоковедении появился термин: «африканский» тип развития литературы, т. е. развитие, интенсивно происходящее в самые сжатые сроки. Этот термин с некоторыми оговорками применяют и к ближневосточным литературам — в том смысле, что их бурное развитие шло и продолжает идти за счет усвоения достижений мировой литературы на основе богатых традиций собственной классики.
Одна из актуальных национальных проблем на Востоке — традиции и новаторство. Период метаний, увлечения крайностями еще не прошел, но во многих странах уже имеются зрелые, в полном смысле этого слова, современные литературы. Их представители ответственно и серьезно подходят к решению своих писательских задач. Египтянин Юсуф ас-Сибаи, например, исходя из исторической позиции афро-азиатского писателя на современном этапе, видит основу художественного творчества в «политической и социальной борьбе», нуждающейся в плодотворной помощи со стороны литературы (и искусства вообще). Алжирец Мулуд Маммери полагает, что в «действительности истинная проблема состоит вовсе не в противоречиях, скорее видимых, чем реально существующих, между традицией и новаторством». Египтянин Юсуф аш-Шаруни также придерживается мнения, что «традиция и новаторство не могут существовать друг без друга». Еще один литератор, турок Халдун Танер, разделяет приблизительно ту же точку зрения: «…синтез традиции и новаторства явится вкладом каждой страны, со всеми ее самобытными, национальными чертами, в мировую литературу». Налицо определенное единство во взглядах на цели литературы. Можно предположить, что глашатаи национальных литератур выразили на международной встрече более или менее общие мнения своих соотечественников — собратьев по перу.
