-- Господин Хер, -- отозвался Васька, стаскивая штаны, -- у меня прыщик на заднице. Ходить неудобно.
-- Будем резать, -- оживился Ганс.
Пришлось вмешаться. Производить операцию в такой антисанитарной обстановке слишком опасно. Чирей не геморрой, сам пройдет.
-- Хенде хох! -- гаркнул я, завидев скальпель.
Штольц выронил инструмент и задрал лапки. Его румяное лицо расплылось в счастливой улыбке.
-- О, майн гот! Как прекрасно встретить в эта глушь образованный человек! Я так давно не слышать родной речь. Дас ист фантастиш!
Растроганный немец еще долго лопотал на своем. Размахивал руками. Тряс париком и брызгал слюной. Выговорившись, Ганс уставился на меня, как на икону. Но чудес не предвиделось. Иностранные языки не моя стихия. В этой области мои знания ограничивались скудным набором фраз из обихода белорусских партизан. Как говорится -- уж, чем богаты...
-- Гитлер капут! -- Ляпнул я, для поддержания беседы.
Лекарь бросился обниматься.
-- Варварский страна, я отчэн возмущен! Держать такой образованный человек за решетка, это есть преступление. О, майн фроинд, я хотеть вас немедленно лечить. Какой болезнь вы страдать?
-- Душа болит гер доктор.
-- Мой бедный, бедный друг, -- прослезился Ганс. -- Такой боль никто не лечить, как и моя каталепсия.
-- Ката -- что? -- переспросил Федька.
Доктор развел руками:
-- Ваше княжество есть такой ужасный погода. Сегодня снег, завтра жара. Мой бедный позвоночник отчэн страдать.
-- Радикулит что ли? Так и говори, а то выдумал -- катавасия. У нас, милок, все лечиться. Натирай спину змеиным ядом, -- советовал Евсей, -- или теща, если такая в хозяйстве имеется, пусть поплюет.
-- А еще лучше, -- влез Васька, -- ежели младший ребенок потопчется. Лезь на нары, Ванька на час позже родился, попрыгает.
-- Отставить! -- скомандовал я, испугавшись за иностранца. Ведь ухайдакают лекаря. В младшем Лабудько не меньше полутора центнеров. -- Есть другой способ. Скидывай кафтан.
Засучив рукава, я принялся за массаж. Ганс стонал и кряхтел. Через пятнадцать минут с опаской присел. Сделал пару наклонов и заскакал козлом.
-- Зер гут! Вы есть великий ученый! Отчен хорошо, мой спина больше не болеть. Я хотеть вас благодарить.
-- Данке шон.
-- И отчен, отчен сожалеть, что не смоч лечить ваш душа. Наука не придумать такой лекарств.
-- А чего тут думать? -- вздохнул Евсей. -- Все давно придумано, стакан водки и вся микстура.
-- Вы так полагать? -- удивился Штольц.
-- Проверено. Заноет в груди, хватишь стопарик -- прощай печаль, здравствуйте извозчики. Эх!
-- Я есть, иметь с собой немножко спирт, для медицинских нужд...
-- Чего ж ты молчал, господин Хрен! -- вырвалось из четырех глоток.
Алкогольный дух мигом наполнил камеру. В связи с голодовкой решили не закусывать. Спирт лился в пустые желудки. После первой Ганс завыделывался. Евсей вцепился ему в сюртук:
-- Ты че, Сентябрь, Пахана не уважаешь?!
-- Я есть Август!
-- Да какая разница! Чего тут пить? Двух литров не будет!
-- Я отчен уважать ваш Пахан, но если много пить чистый спирт, появится русский женщина...
-- Нет, старик, тут ты не прав. Перво-наперво следует найти извозчика и -- по сопатки, а девки потом.
-- Вы не так понимать, эта баба -- дас ист Белый Горячка.
-- Красивое имя, -- заметил Васька, занюхивая кулаком. -- Жаль не кукуевская, я там всех знаю.
Штольц отбивался, как мог. Но я добил, напомнив, как медик медику, что даже Змей-Горыныч хлещет ведрами, а у него три рта и всего одна печень. Немецкая оборона дрогнула, дальше пошло как по маслу. Пили за дружбу, за мир во всем мире. За всех вместе и за каждого по отдельности. Горланили песни. Осоловевший Штольц клялся в любви и лез целоваться.
-- Короче, -- орал Федька, -- ты ж классный пацан, мог бы за Фраера канать, да жаль масти не той.
-- Я, я, -- соглашался Ганс.
С другой стороны наседал Ванька:
-- Слышь, Августович, а я вот дома спать не могу. Только улягусь, чудится -- под лавкой кто-то шарится...
-- О, это есть такой сложный синдром, надо отчен долго лечиться...
