Но куда большее беспокойство вызывали новости об одном конкретном критике, критике, который яростно противился подъёму любых сект и который теперь обратил свою ярость на Хеллеброн и Лириэт.
Её звали Мириэт, и она была их матерью.
Она уже давно отдалилась от семьи, а решение Хеллеброн и Лириэт покинуть Атель Торалиен стало окончательным разрывом между матерью и дочерьми. Больше двадцати лет они не разговаривали ни друг с другом, ни друг о друге. Теперь же Мириэт выступила против культа Кхаина и отправляла письма ко всем дворянам Атель Торалиена. Прошёл даже слушок, что Мириэт отправила сообщения и в другие города Элтин Арвана, чтобы заручиться поддержкой князей других княжеств.
— Пусть пишет свои пасквили, — сказала Хеллеброн в ответ на озабоченность Лириэт. Младшая из сестёр навсегда оставила толику нежности к матери, хотя в сердце Хеллеброн Мириэт умерла уже много лет назад. — Её мольбы попадут в глухие уши.
— Но её семья сильна в Нагарите, сестра. Её брат — один из фаворитов Морати, а дядя — могучий князь. Когда мать с отцом разошлись, это сделало его непопулярным во многих кругах, и эти письма могут стать оправданием для решения раздавить его. Именно это он и имел в виду, когда предупреждал нас об опасностях выбранного нами пути.
Хеллеброн с раздражением посмотрела на сестру.
— У тебя появились сомнения? Ты хочешь повернуться спиной к нашим клятвам Кхаину, к обещаниям, которые мы дали самим себе?
— Вовсе нет, сестра. Рука семьи матери может и сильна, но она не настолько длинна, чтобы так легко пересечь океан. Я предупреждаю против чрезмерного ответа. Атель Торалиен непопулярен, но ещё достаточно желанен, и многим родам Нагарита нужен лишь небольшой толчок, чтобы куда сильнее начать интересоваться нашими делами.
— Что, ты думаешь, я собиралась сделать? Я не настолько неблагодарна, чтобы убить ту, кто дала мне жизнь! Пусть Мириэт разглагольствует и пишет всё, что ей заблагорассудится, если на то пошло, пусть все крикуны объединятся против нас — их сопротивление лишь сделает нас сильнее.
— Воля народа станет известна, и, в конце концов, они заставят нас действовать. Когда толпа возжаждет крови наших конкурентов, — сказала Лириэт, — тогда и только тогда, мы нанесём удар.
Хеллеброн подумывала об этом. Это имело некоторую привлекательность — позволить их врагам самим приблизить своё падение, но для уверенности нужен был толчок в правильном направлении.
— Мы не можем позволить другим быть слишком кроткими, — сказала она. — Если мы перейдём черту, это станет для них подарком, и они с удовольствием воспользуются им и обвинят нас в излишнем властолюбии и эгоизме, однако мы должны понять, чем излишняя мягкость грозит и для нас. В данный момент мы обольщаем новизной, и нам стоит сделать некоторые шаги для усиления наших позиций, пока удача благоволит нам.
— Ты думаешь о чём-то конкретном? Надеюсь, это не слишком очевидное?
— О да, у меня есть кое-что, сестра. Высокомерие Кхелтиона было ко времени, однако остальные больше не совершат подобной ошибки. И именно призыв к жертве привлечёт в наши ряды ещё больше сторонников. Мы должны найти другого кандидата для жестоких целей Кхаина, кого-то, кто является крупным сторонником наших противников, однако сам не входит в секты.
Они провели довольно долгое время, вчитываясь в записи Хеллеброн, предоставленные ей эльфами, которые надеялись уладить свои мелкие разногласия, и изучая представленные в них имена. Большинство были мало кому интересной мелочью, многие же другие — слишком сильны для Хеллеброн, понимавшей, что, если она выступит против них, их союзники незамедлительно нанесут ответный удар.
Просеивание злобы наггароти заняло довольно много времени. Лианнин вошла с парой мерцающих фонариков и повесила их на крюки в углах комнаты. Хеллеброн едва заметила её, однако, когда горничная замялась у выхода, подняла взгляд. Лианнин склонила голову, однако выражение на лице говорило о том, что у служанки явно было что-то на уме.
— Говори, — сказала Хеллеброн. Она встала и пальцем приподняла подбородок служанки. — Разве я не считаю тебя почти своей второй сестрой? Что тебя беспокоит?
