— Твоя честность — это достаточно редкое явление, дитя.
— Я предпочитаю быть честной сейчас, чем пойманной на лжи позже, ваше величество. Любую ложь, которую бы я могла сказать сегодня, было бы легко раскрыть, это дело времени. У меня нет ничего больше, но и меньше, чем моя преданность.
Морати мягко покачала головой.
— Тогда тебе нечего предложить вовсе. Весь Нагарит предан мне, и льстивые капитаны, и дворяне, и все легко заменимы. Что изменится от того, что у меня появится ещё один подобострастный прихлебатель?
— Ничего, ваше величество, — ответила Хеллеброн, сдерживая слёзы, поклявшись, что её слабости королева не увидит.
— Превосходная попытка, дитя, — сказала королева. — Но твои губы дрожат, и я вижу по твоим глазам, что стыд уже сломил тебя. Не думай, однако, что жалость может поколебать меня. Ты слаба и испорчена, как и многие из твоего поколения. Я разочарована в том, что твой отец не воспитал тебя лучше. Я ожидала большего от дочери Аландриана. Может быть, в этом вина твоей матери.
Плотина, наконец, прорвалась и Хеллеброн разрыдалась, закрыв лицо руками. Она почувствовала, как королева встала. Морати положила руку ей на плечо и прошептала в ухо.
— Запомни это унижение, моё прелестное дитя, — сказала королева. — Запомни этот момент слабости и осознай, что будущее Нагарита находится в руках тех, кто гораздо сильнее тебя. Приходи ко мне, когда у тебя будет что-то, что ты сможешь предложить своему народу.
Хеллеброн почувствовала крепкую хватку на руке и смахнула слёзы с лица, когда Морати подняла её вверх.
— Я сожалею, — произнесла она.
— Сожалеешь за меня, или сожалеешь за себя, дитя?
Умоляюще повернувшись к королеве, Хеллеброн увидела, что ни капли сочувствия не было в глазах Морати, чёрных и твёрдых, словно гранит. Королева провела её к двери и едва ли не вытолкнула в коридор, где дожидалась бритоголовая служанка, которая с хитрой ухмылкой посмотрела на растрёпанную принцессу.
— Морай Хег жестока, и она сплела для тебя ничем не примечательную судьбу, Хеллеброн, — сказала Морати. — Завтра я даже не вспомню твоего имени.
Служанка зашла внутрь, и дверь закрылась, стук захлопнувшейся двери был для Хеллеброн как глухой звук воткнувшегося в плаху топора палача, отрубившего мечты Хеллеброн.
Оставшись одна, принцесса вытерла слёзы и метнула острый, словно кинжал, взгляд на закрывшуюся дверь. Она проклинала себя за то, что прибегла к слезам — слезам, что на протяжении многих лет работали для её отца и матери — и прокляла себя ещё раз за то, что не попыталась произвести лучшее впечатление на королеву.
Это было не важно. Хеллеброн знала, что королева всё равно видела её насквозь, к каким бы уловкам она ни прибегла. Впрочем, Морати была не права. Хеллеброн не была слаба. Да, кое-кто и думал, что она действительно была беспомощной пустышкой, но это была просто маска. Гораздо проще заставить других сделать что-либо за вас, если они думали, что вы не в силах сделать это самостоятельно. Как оказалось, Морати была к этому невосприимчива.
Страдая от уязвленной гордости, Хеллеброн шла по коридору, раздумывая, как бы могла доказать Морати, что та ошиблась. Она была княжной, и она заслуживала лучшего. И пусть она пока ещё не знала, как, но она заставит Морати увидеть, что та ошиблась, вышвырнув Хеллеброн с таким презрением. Она не могла изучать магию, и никакие учителя не сделали бы из неё прекрасную танцовщицу или певицу, но она должна найти способ, которым бы смогла получить то, что, она считала, должно принадлежать ей. Она отправится в Анлек как законная княжна Нагарита.
«Да, — подумала Хеллеброн. — Придёт день, и Морати вспомнит моё имя и увидит меня такой, какая я есть».
