Лицо Стила, и без того длинное, еще больше вытянулось.
— Вот как. — Он посмотрел на носки своих довольно поношенных туфель. — Я знал, что это так или иначе всплывет. — Он попытался улыбнуться. — При расследовании убийства утаить почти ничего невозможно, верно?
— А вам не следует ничего утаивать, сэр.
— Вы хотите, чтобы я поехал в отделение?
— Возможно, позже, сэр. Чтобы мы сняли с вас показания и составили протокол. А сейчас мы можем поговорить в вашей гостиной.
— Хорошо. — Стил медленно двинулся к своему бунгало.
— В хорошем районе живете, — заметил Ребус.
— Что? Ах да, в хорошем.
— Давно здесь поселились? — Ответы Стила не интересовали Ребуса. Его интересовало другое: чтобы Стил продолжал говорить. Чем больше он будет говорить, тем меньше времени у него останется думать, а чем меньше времени у него останется думать, тем выше вероятность, что он скажет правду.
— Три года назад. До этого у меня была квартира в Грассмаркете.
— Раньше там вешали людей. Вы это знали?
— Неужели? В наше время трудно такое представить.
— Ну, не знаю…
Они вошли в дом. Стил показал на телефон в холле:
— Не возражаете, если я позвоню клиенту? Извинюсь, что не смогу приехать.
— Как вам угодно, сэр. Я подожду в гостиной, если вы не против.
— Это туда.
— Прекрасно.
Ребус вошел в комнату, но дверь оставил открытой. Он слышал, как Стил набирает номер. Телефонный аппарат был старый, из бакелита. У таких аппаратов внизу маленький ящичек для записной книжки. Раньше от них избавлялись, а теперь пошла на них мода, все их возвращали, хотя это удовольствие стало недешевым. Разговор был короткий и невинный. Сначала Стил извинился, потом договорился о новой встрече. Ребус широко раскрыл перед собой утреннюю газету и начал демонстративно изучать внутренние страницы. Раздался легкий щелчок — трубка вернулась на свое место.
— Я закончил, — сказал Стил, входя в комнату.
Ребус секунду помедлил, якобы что-то дочитывая, потом опустил газету и принялся ее складывать.
— Отлично, — сказал он.
Стил, как и предполагал Ребус, уставился на газету.
— Что там пишут о Грегоре? — спросил он.
— А? Так вы еще не читали? — Ребус протянул ему газету.
Стил, так и не сев, пробежал статью глазами.
— Ну и что вы думаете, сэр?
Стил пожал плечами:
— Бог знает. То есть резон в этом есть. Я хочу сказать, никто из нас понять не мог, что Грегору понадобилось в подобном заведении. Это самое разумное объяснение. На фотографиях сходство очевидно… Я не помню Гейл. То есть я хочу сказать, что всегда она была где-то рядом, но я на нее не обращал внимания. Мы с ней никогда не общались. — Он сложил газету. — Значит, Грегор может вздохнуть с облегчением?
Ребус пожал плечами. Стил хотел было вернуть ему газету.
— Оставьте ее себе, если хотите. А теперь, мистер Стил, расскажите о той мифической игре в гольф-клубе…
Стил сел. Комната у него была приятная, обставленная книгами. Она даже напомнила Ребусу другую, ту, где он недавно побывал…
— Грегор для друзей готов на что угодно, — простодушно сказал Стил, — иногда даже на ложь. Ну это не совсем чтобы ложь. Мы придумали эту игру в гольф… Нет, и это не совсем так. Поначалу мы в самом деле играли каждую неделю. Но потом я начал встречаться… с одной дамой. По средам. Объяснил это Грегору. Он не видел причин, почему бы нам не говорить всем, что мы продолжаем играть в гольф. — Он в первый раз поднял глаза на Ребуса. — В нашей истории есть ревнивый муж, инспектор, и алиби в таких случая никогда не помешает.
Ребус кивнул:
— Вы со мной очень откровенны, мистер Стил.
Стил пожал плечами:
— Не хочу, чтобы у Грегора были из-за меня неприятности.
— В ту среду, которая меня интересует, вы уехали на свидание с этой женщиной? Я имею в виду то утро, когда погибла миссис Джек.
Стил торжественно кивнул.
— Она подтвердит ваши слова?
Стил мрачно улыбнулся:
— Ни малейшей надежды.
— Снова муж?
— Муж, — ответил Стил.
— Но рано или поздно он все равно узнает, — сказал Ребус. — О вас и миссис Киннаул уже и так знает немало народа.
Стил дернулся, будто разряд электрического тока пробежал по его спине. Он смотрел в пол, вероятно отдавая ему мысленный приказ превратиться в яму, куда он мог бы провалиться. Наконец он выпрямился.
