Друг Мартина Бубера Франц Розенцвейг (1886–1929) тоже считал, что Библия призывает нас мужественно встречать невзгоды сегодняшнего дня. Читающие Библию должны отвечать на её «призыв» так, как это делали пророки, восклицая: «Хиннени: «Вот я!» — я готов, всей душой обращён к миру»[563]. В Библии отсутствует жёсткая предопределённость. Наша повседневная жизнь должна прояснять Библию, а Библия, в свою очередь, помогает нам открыть духовную глубину в наших обыденных занятиях. Чтение Писания — это процесс самопознания, погружения в себя. Розенцвейг понимал, что современный человек не способен отвечать Библии так, как это делали предыдущие поколения. Нам необходим иной завет, о котором говорит Иеремия, когда закон будет записан в наших сердцах[564]. Текст должен быть усвоен путём терпеливого, дисциплинированного изучения, он должен стать частью личности, чтобы затем претвориться в действие в мире.
Майкл Фишбейн, в настоящее время — профессор иудаистики в Чикагском университете, считает, что экзегеза может помочь нам вернуть саму идею священного текста[565]. Критическое изучение источников Библии мешает нам воспринимать Писание как единый текст, связывая между собой отрывки, далеко разнесённые во времени. Но ведь современная литературная критика признаёт, что наш внутренний мир состоит из фрагментов множества различных текстов, которые сосуществуют в нашей памяти, и каждый из них мы воспринимаем через призму других. Наш нравственный облик формирует не только Библия, но и «Король Лир», и «Моби Дик», и «Мадам Бовари». Мы редко усваиваем текст целиком: отдельные образы, фразы и отрывки существуют в нашей памяти, образуя множество подвижных, постоянно изменяющихся структур, влияющих друг на друга. Так и Библия присутствует в наших умах не целиком и полностью, но в виде отдельных фрагментов. Мы создаём свой собственный «канон внутри канона», и следует сознательно убедиться, что в наш «канон» мы включаем лишь тексты, исполненные милосердия. Историческое исследование Библии показывает, что в древнем Израиле существовало множество конкурирующих мировоззрений, каждое из которых провозглашало (зачастую не без агрессии), что лишь оно является официальной версией религии Яхве. Сегодня мы можем читать Библию как пророческий рассказ о нашем собственном мире, где неистовствуют ортодоксальные убеждения; она может дать нам возможность взглянуть на этот мир со стороны, с чувством сострадания, чтобы осознать опасность такого жёсткого догматизма и заменить его разумным плюрализмом.
Основной задачей работы Фишбейна было показать, каким образом Библия постоянно истолковывает и исправляет сама себя. Исайя предвидел, как все народы взойдут на гору Сион, град мира, говоря: «придите, и взойдём на гору Господню… и научит Он нас Своим путям… ибо от Сиона выйдет закон, и Слово Господне — из Иерусалима»[566]. Когда пророк Михей цитировал эти слова, он также с нетерпением ожидал наступления всеобщего мира, когда все народы будут спокойно беседовать друг с другом. Но он добавил удивительно смелое завершение. Все народы, включая и Израиль «ходят, каждый во имя своего Бога». Это звучит так, словно Михей предвидел наше время, когда множество концепций устремляется к одной общей истине, которая для народа Израиля выражалась в идее их Бога[567].
Христианские экзегеты по-прежнему видят в Христе душу всей Библии. Ханс Урс фон Бальтазар (1905–1988), иезуит из Швейцарии, в своей библейской теологии обращается к идее воплощения. Иисус, как и Священное Писание, — это Слово Божье, облечённое в доступную людям форму. Бог познаваем и может выражать себя в понятных нам терминах. Но и мы должны постоянно бороться с этими трудными, но необходимыми для нас текстами. Библия представляет древние рассказы о встречах между Богом и людьми; и эти повествования помогают читателям увидеть божество как идеальное измерение их собственной жизни. Они захватывают воображение так же, как «Король Лир» или «Давид» Микеланджело. Однако невозможно извлечь «основы» или «принципы» из откровения, которое Бог даёт нам в Библии. Богословие «всегда будет оставаться лишь размышлением в словах и идеях, размышлением, которое никогда не сможет быть завершено… или определено окончательно»
