По телевизору показывали какой-то «больничный» сериал. Белокурая медсестра отчитывала интерна. У меня появилась надежда, что кто-нибудь на кухне говорит по-английски.
Наконец они явились целой ватагой, чтобы поглядеть на меня: девочка в панталончиках, которая впустила меня, кудрявый мальчик с книжкой-раскраской и девочка постарше, лет девяти или десяти. Они выстроились неровной шеренгой и смотрели на меня как будто с упреком – вероятно, за мое вторжение.
Я стала искать в памяти слово «собака».
– Еl регго, – вспомнила я, показывая на щенка. Но потом стало ясно, что дальше мне не продвинуться, потому что я не имела понятия, как будет «прихожая».
– Щенок выбежал. Я его принесла обратно. Мне пришлось закрыть дверь. Cerrado la puerta. – Но они едва ли что-нибудь поняли. – Я ищу Веронику Зайяс. Она здесь живет?
Наступила пауза, и я потеряла надежду объясниться с ними по-английски.
– Вероника Зайяс? – повторила я.
Наконец старшая девочка прошептала:
– Да.
– Она скоро придет? – спросила я. – Можно мне подождать?
Это вызвало лишь улыбку. Я попробовала сесть на стул. Дети как будто забеспокоились. Но я продолжала сидеть, пытаясь сочинить еще один вопрос по-испански.
У меня совершенно вылетели из головы окончания будущего времени. Я начала сомневаться, что старшая девочка действительно поняла мой английский.
– Veronica esta aqui pronto?[14] – наконец произнесла я.
Но никто не ответил. Мальчик сел, где стоял, и принялся раскрашивать мелком свою книжку. Девочка в розовых бигуди поползла по полу за щенком. Старшая девочка присела на ручку кресла, и мы вместе посмотрели рекламу моющего средства.
После «больничной» драмы начался другой сериал, прерываемый каждые несколько минут рекламой. Мое беспокойство росло. Реально я пока не услышала ничего, кроме «да». Вероника могла действительно быть в Пуэрто-Рико, как сказала ее тетка. Или работать где-то до позднего вечера. А может, я просто ошиблась номером и зашла не в ту квартиру. Возможно, это были дети тетки Вероники, но я, по крайней мере, не помнила, чтобы Вероника упоминала о них.
Прошел час. Я нашла у себя в сумке ручку и нацарапала записку.
«Вероника, пожалуйста, позвони мне. Нора Бенсон».
Почти никакой надежды у меня уже не оставалось. Я отдала записку старшей девочке и сказала, что сейчас уйду.
Они наблюдали за мной с рассеянным видом. Когда я остановилась у двери, старшая девочка одарила меня ободряющей улыбкой, чтобы ускорить мой уход. Очевидно, после того как за мной закрылась дверь, они стали смотреть следующую телепередачу, словно я промелькнула на экране в одной из серий.
Чтобы найти лестницу, мне опять пришлось зажечь спичку. Семейная ссора закончилась. Запах вареной рыбы стал слабее. Внизу жарили свинину с какой-то приправой, которая пахла бананами.
Когда я выходила из дома, пьяной старухи уже не было. Исчезла и повозка под красно-зеленым тентом. Белый кот спал возле сетки.
Я миновала парней с гитарой и обошла группу детей, которые расчерчивали асфальт, собираясь играть в классы. Свернув на Лексингтон-авеню, я встретила спешившую домой Веронику.
Она несла свою дорожную сумку с рабочей обувью, домашним платьем и пестрой косынкой. Я позавидовала тем счастливцам, которые выиграли от моего несчастья. Но теперь важнее было не упустить ее, и я взмолилась:
– Пожалуйста, подожди, Вероника. Я жду тебя!
Благовоспитанность не позволила ей проскочить мимо. Она остановилась и взглянула на меня с натянутой улыбкой. Но в ее глазах я увидела не то страх, не то отвращение.
Меня чрезвычайно обеспокоил этот взгляд. Что могло вызвать его? Убийство, полиция, газеты? Или, может, что-то более глубокое, личное? Я старалась не думать о событиях, происшедших со времени нашей последней встречи, я извинилась за безобразное поведение Джоула в день его рождения.
– Он очень быстро пьянеет. Ты, конечно, права, что рассердилась, но нам недостает тебя, особенно детям.
Ее лицо на миг смягчилось. Вероника любила детей, особенно Питера. Она часто подтрунивала над его отличными школьными отметками и называла его маленьким доктором.
– Я не могу вернуться, – твердо сказала она.
