– И как тебя?…
– Мейбл Казинс. Я горничная, – говорила она тоже странно: что-то среднее между скороговоркой кокни и тягучим деревенским говором. – Мэм.
Элси догадалась, что Мейбл, вероятно, не слишком часто позволяют подниматься на второй этаж. Видно, им так не хватает работниц, что к ней отправили первую попавшуюся. По тому, как девушка пожирала глазами ворох платьев Элси на полу и кружевной воротничок ее ночной сорочки, можно было решить, что она в жизни не видала этакой роскоши.
– Ты прибираешь в доме? Или помогаешь на кухне?
Мейбл пожала плечами.
– Просто горничная. Я да Хелен. А других-то нет.
– Что ж, понятно, следовательно, вы с ней – прислуга за всё, выполняете всю работу.
– Как вам будет угодно. Мэм.
Элси поправила на коленях поднос. Над желтовато-коричневой, с вкраплениями травок поверхностью супа поднимался пар. Рядом примостилось блюдо с жареным мясом и комковатой субстанцией кремового цвета, по виду похожей на фрикасе из курицы. Элси была голодна, но при мысли о еде желудок чуть не вывернулся наизнанку. Поморщившись, она все же взяла ложку и зачерпнула капельку супа.
С удивлением она заметила, что Мейбл до сих пор стоит с ней рядом. Бога ради, что она здесь делает?
– Ты можешь идти, Мейбл. Мне больше ничего не требуется.
– Ой, – она наконец-то изволила покраснеть. Вытерла ладони о замызганный передник, сделала очередной неуклюжий реверанс. – Извините, мэм. В Бридже уже лет сорок с гаком не было хозяйки. Мы непривычные.
Элси опустила ложку, и суп вылился обратно в тарелку.
– В самом деле? Так долго? Странно, очень странно. Хотела бы я знать, почему так получилось?
– Здесь было много слуг, да они все померли, я думаю. В старину. Господам не нравилось здесь жить. Я слыхала разговоры в деревне – что-то насчет скелета, который здесь выкопали при короле Георге. Скелет в парке! Представить только!
Парк и сам выглядел таким безжизненным, что это известие даже не слишком удивило Элси.
– Неужели! Ты, полагаю, росла здесь, в деревне, в Фейфорде?
Скрипучий смех заставил ее подскочить. Служанка откинула назад голову и хохотала, как вульгарная женщина в музыкальном театре.
Это недопустимо – это совершенно недопустимо.
– Чем я тебя насмешила, Мейбл? – сухо спросила она.
– Господь с вами, мэм, – уголком передника Мейбл промокнула глаза. – Никто из деревенских здесь не работает.
– С чего бы это?
– Боятся они этого места. До смерти боятся.
Что-то сдавило ей горло. Предубеждение? Дурное предчувствие? Как бы то ни было, нельзя, чтобы Мейбл заметила ее состояние.
– Что ж, должна сказать, что это очень глупо. Ведь это был всего-навсего скелет. Бояться нечего, не так ли? – Мейбл пожала плечами. – Ступай, Мейбл.
– Слушаюсь, мэм, – она развернулась без реверанса, прикрутила лампу и вышла, не потрудившись затворить за собой дверь.
– Мейбл! – окликнула Элси. – Вы по ошибке оставили меня без света, я не вижу…
Но – Элси слышала – Мейбл уже тяжело топала вниз по лестнице.
* * *
Никто не явился, чтобы закрыть дверь или унести еду. Потеряв надежду, Элси поставила на пол поднос с нетронутым ужином и вновь упала на подушки.
Когда она проснулась, было темно, как под траурной вуалью. Огонь догорел, в комнату прокрался холод. Запах проклятого супа до сих пор витал в воздухе, заставляя желудок болезненно сжиматься. Как горничная могла вот так бросить его здесь гнить и киснуть? Утром непременно нужно поговорить с экономкой.
Тогда-то она и услышала этот звук: тихий скрежет, точно пила вгрызается в дерево. Элси замерла.
Правда ли она что-то слышала? В темноте чувства могут быть обманчивыми. Но звук повторился. Ш-ш-ш.
Этой ночью она не хочет больше ломать себе голову над проблемами. Конечно же, если укрыться с головой, то шум прекратится. Ш-ш-ш, ш-ш-ш. Ритмичный, невыносимый звук. Ш-ш-ш, ш-ш-ш, ш-ш-ш. Что же, что это такое?
Наконец глаза различили неясный сероватый свет. Элси сползла с кровати медленно, на коленях, двинулась в ту сторону и в конце концов уткнулась рукой в твердую гладкую поверхность. Дверь. С трудом поднявшись на ноги, она нащупала ручку и, потянув на себя дверь, распахнула ее.
