Это его движение показалось Ольге настолько странным, что она не сразу обратила внимание на темное нечто, показавшееся из-за правого колена иллемарца. А когда наконец увидела и сообразила, что это такое, испуганно выдохнула:
– Макс, у него арбале-…
Договорить не получилось, так как Толик, услышав это слово, заорал: «Падаем, арбалет!», схватил ее под колени и дернул на себя. Настолько резко, что, сползая на дно лодки, она ударилась о сидение сначала поясницей, а затем и затылком!
Возмутиться – возмутилась. Но после того, как оклемалась от боли. Молча, так как прекрасно знала, что и команда, и последующий рывок – это правильная последовательность действий телохранителя при защите клиента от внезапной опасности. А потом, растянувшись на мокрых досках, она не замерла в неподвижности, а попыталась нашарить приклад своей «кристинки». Ага, как бы не так – стоило ей вытянуть руку в том направлении, где должен был лежать карабин, как сверху навалилась туша Коростелева и в буквальном смысле погребла ее под собой!
Ольга, не удержавшись, зашипела от боли в сдавленной биноклем груди и тут же заткнулась: по ушам хлестко ударил выстрел, а затем еще два. А одновременно с третьим со стороны лодки иллемарцев дважды громко плеснуло. Так, как будто они вываливались за борт.
– Третий и четвертый – на весла! Пятерка, на руль!!! – громким шепотом приказал Вересаев, а через пару секунд раздраженно зарычал: – Ну же! Живее!!!
Толян тут же встал на четвереньки. Слишком резко, в результате чего лодка заходила ходуном. Замер. На мгновение. Потом метнулся к скамье, походя задев коленом скулу приподнявшейся Фроловой.
Мысленно обозвав парня медведем, девушка дотронулась до пострадавшего места и поморщилась: судя по ощущениям, жесткая ткань ссадила кожу.
– Пятерка, правее! – донеслось с носа, и она, торопливо встав на колени, дотянулась до румпеля и рванула его в нужную сторону.
– Правее, а не левее! – рыкнул Вересаев и, кажется, выругался.
Фролова шустренько переложила руль в противоположную сторону, затем в темпе вальса нащупала висящий на ремешке бинокль, поднесла его к глазам и вдруг сообразила, что уже несколько секунд слышит все усиливающийся собачий лай!
Первый же взгляд на берег заставил ее нервно облизнуть пересохшие губы: город, разбуженный выстрелами, стремительно просыпался – в домах, расположенных недалеко от реки, одно за другим освещались окна, а на паре улиц замелькали факелы…
…К месту слияния Тиермара и Фамматили подплыли где-то часа за два с половиной до рассвета. К этому времени Костик, вымотавшийся до предела, уже практически ничего не соображал и ворочал веслами, как робот. Не чувствуя боли в стертых до мяса ладонях и практически не реагируя на команды Вересаева. Снайпер, вкалывавший на веслах вместе с ним, выглядел бодрячком. Однако, дождавшись смены, уступил свое место толком не отдохнувшему Толяну. А сам перебрался к Ольге на корму и продолжил зарисовывать ориентиры.
Эдак с полчаса после поворота направо Ольга провела как на иголках. Дергаясь от каждого плеска или птичьего крика. А затем более-менее успокоилась и принялась вглядываться в заросшие лесом берега, пытаясь найти место для дневки. Зачем? А чтобы это занятие мешало вспоминать о бойне, устроенной Вересаевым. И последовавшим за ней «заметанием следов».
Увы, получалось неважно: несмотря на то, что Фролова тщательно осматривала чуть ли не каждую тень, перед ее внутренним взором продолжали мелькать картинки из недавнего прошлого, а во рту то и дело появлялся омерзительный привкус рвотных масс.
Нет, разумом она понимала, что гнавшиеся за ними люди жаждали отнюдь не светской беседы, поэтому ничуть не осуждала Максима, отправлявшего их на тот свет с безжалостностью бездушного механизма. Но, вспоминая, как дергались от попаданий его пуль их тела, иногда подумывала о том, что каждый из одиннадцати мужчин, посланных по их душу, был чьим-то братом, сыном или супругом.
«Мы просто хотим выжить и вернуться домой!» – устав лицезреть одни и те же картинки, мысленно воскликнула она. А потом искоса посмотрела на руки снайпера и попыталась представить, что он должен был чувствовать, взрезая животы плавающим в воде трупам. Равнодушие? Опустошение? Злость?
