Оказалось, что насчет «приятности» она погорячилась: не успела их лодка проплыть мимо корпуса «игрушки», как между двумя приземистыми складами, со стороны которых завоняло гнилыми овощами и рыбьей требухой, наметилось какое-то странное шевеление. Приблизив изображение, благо ночной бинокль позволял, девушка рассмотрела подробности. И еле удержала в себе поздний ужин – пара мерзкого вида бомжей энергично ковырялась в куче отбросов. И периодически запихивала в рот самые «аппетитные» куски своей добычи.
«Столица домена, блин…» – угрюмо подумала Ольга, перевела взгляд на реку и еле слышно выдохнула:
– Макс, лодка! На десять часов!
Вересаев, сидевший на веслах на пару с Толяном, тут же приказал сушить весла, затем уступил свое место Костику и перебрался на нос.
Скорректировав положение лодки относительно течения и тем самым выполнив обязанности рулевого, Ольга снова поднесла бинокль к глазам и вгляделась в силуэты людей, решивших переправиться через Тиермар в середине ночи.
Левый, ближний к ней, гребец был одет приблизительно в такую же одежду, как та, которую Вересаев позаимствовал в домике «рыбаков» – в холщовую безрукавку и холщовые же штаны. Правого видно не было. А вот их рулевой, внимательно вглядывающийся в темноту, выглядел посолиднее: поверх рубашки с отложным воротником и длинными рукавами он носил короткий жилет, под ним – что-то вроде широкого пояса, а на ногах – сапоги.
«Приказчик… – решила девушка. – Или небогатый купец…»
Минуты через две, когда лодки приблизились одна к другой еще немного и она смогла разглядеть рожи, достойные внимания Чезаре Ломброзо[31], Фролова пришла к выводу, что ошиблась. И что рулевой никакой не приказчик, а один из воротил местного теневого бизнеса. Эдакий дон Корлеоне иллемарского разлива. А еще через полминуты, услышав тихий шелест маскхалата Вересаева, вдруг поняла, что будет дальше. И мысленно согласилась с логикой Максима:
«Ну да, исчезновение этой троицы вряд ли кого-нибудь обеспокоит…»
В это время по ее колену легонечко стукнула чья-то лапища, и девушка, опустив бинокль, торопливо вцепилась в румпель: оказывается, пока она пялилась на иллемарцев, лодку постепенно разворачивало боком к течению.
По колену стукнули еще раз. Ольга непонимающе посмотрела на отчаянно жестикулирующего Костика, то показывающего двумя пальцами на свои глаза, то поворачивающегося по направлению к Вересаеву и тыкающего пальцами в его сторону. Потом разглядела команды Максима и… удивленно направила нос лодки в сторону левого берега…
…Несмотря на то, что первые секунд тридцать после поворота Костик и Толян бесшумно подгребали руками, суденышки, хоть и медленно, но все-таки сближались. И должны пройти друг относительно друга метрах в сорока – сорока пяти. Решив, что на таком расстоянии иллемарцы их не увидят и не услышат, Ольга, безуспешно пытавшаяся понять мотивы решения Вересаева, забыла про их существование и уставилась на снайпера. Смотрела внимательно, ловя каждое шевеление. Поэтому почти не удивилась, поняв, что Максим отслеживает не только взаимное расположение лодок, но и направление слабого ветерка.
Зная, что он ничего не делает просто так, она принюхалась к «ароматам», доносящимся с берега, непонимающе нахмурилась, а затем нервно сглотнула. Сообразив, что через полминуты их лодка окажется для иллемарцев с наветренной стороны!
«И что они могут почуять? Запах пота? Так он в разы слабее, чем эта вонь!» – пытаясь успокоить саму себя, мысленно пробормотала она, плавно поднесла к глазам бинокль, нашла лицо «дона Корлеоне» и облегченно перевела дух, убедившись, что он смотрит не в их сторону.
«Ну и правильно, мы плывем мимо и никого не трогаем…» – подумала она, чуть подрегулировала резкость изображения и… застыла: «дон Корлеоне» вдруг ощутимо напрягся, затем медленно повернул голову точно в их направлении и принюхался!
«Мы тучки, тучки, тучки, а вовсе не… слоны…» – творчески переделав великую фразу Винни Пуха, истерично хихикнула она про себя. И совсем было решила придумать продолжение, но увидела, что «дон Корлеоне» повернулся к гребцам, сложился пополам, на мгновение застыл и резко прогнулся в спине. Так, как будто преодолевал недюжинное сопротивление.