Без предела - страница 133

– Не по нраву?

– ХВАТИТ! Я не могу думать, когда ты меня постоянно дергаешь. Мне это не нравится – так лучше?

Раздался телефонный звонок. Звонила Роза.

– Курс назывался: «От звездных мифов к христианству», читался осенью девяносто пятого года преподавателем с теологического факультета Копенгагенского университета, в настоящее время профессор носит статус эмерита[26] и проживает в Пандрупе. Зовут его Йоханнес Таусен.

Йоханнес Таусен. Можно ли придумать более удачное имя для богослова?

– Пандруп – тот, что в Вендсюсселе?

– А разве существуют еще какие-то Пандрупы?

– О’кей, пришли мне эсэмэску с полным адресом, я съезжу туда завтра после похорон в Брёндерслеве. Спасибо, Роза.

Не успел он моргнуть, как она положила трубку.

– Ты думаешь побеседовать с профессором завтра? – переспросил Ассад.

Карл кивнул. Он все еще размышлял над впечатлением, которое произвел на него Симон Рыбак. Почему они с женой проявили неуступчивость? Возможно, всем людям, проживавшим в Элене в течение того периода, есть что скрывать?

– Я поеду с тобой.

Мёрк отрешенно посмотрел на Ассада.

– Хорошо. Спасибо.

– Я вижу, ты погружен в свои мысли. Размышляешь над мотивом, да?

– Естественно. – Карл поднял стекло, вызвав у Ассада глубокий вздох облегчения. – Я все больше и больше убеждаюсь, что мы на верном пути. Хаберсот был прав. Боюсь, у Франка развилась мания величия. Он возомнил себя мессией, и все, наверное, шло как надо, пока не вмешалась Альберта и каким-то образом не стала препятствовать ему.

– Каким же образом, как ты думаешь?

– Она стала для него обузой. Но есть еще и другой вариант, более жуткий, как мне кажется. Возможно, речь шла о принесении Альберты в жертву. Убийство, которое Франк со своими приспешниками из Элене хотели связать с солнечным культом. Жертвоприношение солнцу, которое, как ни странно, должно было случиться в тот момент, когда солнце только показалось из-за горизонта.

Пятница, 9 мая 2014 года

Она почувствовала боль, накатывающую волнами. Странные спазмы, во время которых диафрагма сокращалась; так бывает, когда долго сидишь в одной позе или когда только что поглощенная пища неожиданно начинает вызывать дискомфорт. Естественно, эти ощущения беспокоили ее, как и прочие необычные сигналы, поступающие от организма. Однако буквально сутки назад она прошла очередной медицинский осмотр, и все шло по плану. Гинеколог, уверенно кивнув, объявил ей, что беременность протекает нормально, от чего Пирьо испытала облегчение и радость. Срок перевалил за шесть месяцев, ребенок здоров и жизнеспособен, так что она расценила неприятные ощущения как временные и безобидные.

Когда дискомфорт почти совсем исчез, зазвонил телефон. Голос был ей знаком, но лишь после того, как собеседник представился, Пирьо заулыбалась.

– А, Симон, Симон Рыбак! Сколько лет, сколько зим! – воскликнула она, пытаясь припомнить, когда в последний раз разговаривала с ним. Пять лет назад? А может, и десять?

– Все у вас там нормально, Пирьо? – поинтересовался он.

Она удивилась его интонации. Симон от природы не был наделен талантом к излишне настороженному восприятию действительности, так почему тогда он вдруг звонит и задает ей этот вопрос? Или Биртемайя что-то почувствовала?

– А почему ты вдруг звонишь и интересуешься? – осторожно ответила она вопросом на вопрос.

– Из-за Биртемайи.

Как она и предполагала.

Пирьо опустила взгляд на руки и увидела, что они уже затряслись.

Каким образом Биртемайя обо всем догадалась? Как могла она узнать, что весь мир Пирьо рухнет ровно в тот момент, когда кто-нибудь пронюхает о ее расправе над Вандой Финн?

– Нас посетили полицейские, они спрашивали об Ату. Точнее, полицейский и его помощник, иммигрант. Правда, они упоминали только имя Франк, но явно имели в виду Ату. Разыскивают его в связи с каким-то событием на Борнхольме.

На краткий миг Пирьо испытала облегчение, однако быстро осознала смысл слов, только что произнесенных Симоном. Речь вовсе не о Ванде Финн. Речь о гораздо более жутких вещах.

– На Борнхольме?

– Да. Они расследуют дело о какой-то пропавшей девушке. Как там ее звали, Биртемайя? – спросил он у жены.