— Миллионы, — соврал Брамс.
— Миллионы, говоришь?
— Ну, может, чуть меньше, — неохотно поправился тот.
— И я думаю — поменьше. Знаешь, разница большая, когда держишь в руках свои кровные и когда перевозишь чужие. Свои — это как собственная жена, можешь ломать, можешь мять. А вот с чужой женой всегда иное обращение.
Брамс наморщил лоб, вспомнив свою любовницу, жену приятеля. Действительно, Глюк прав. Если своей жене он мог позволить сказать какую-нибудь гадость, выругаться или попросту толкнуть в плечо, заехать по лицу, то с любовницей подобное обращение было невозможно.
— Да, Глюк, ты абсолютно прав.
— Слушай, давай договоримся раз и навсегда: чтобы я больше никогда не слышал этой расслабленности в твоем тоне.
Брамс повернул голову, искоса глядя на Глюка.
— Вас понял, — с трудом произнес Брамс, внезапно переходя на вы. — А вы как будете меня называть?
— А как тебе нравится? Как тебя называет твоя любовница?
Брамс чуть покраснел, глаза суетливо забегали.
— Так называют только женщины. Мы же с вами не голубые?
— Но и не бесцветные, — ехидно пошутил Глюк.
— Можете называть Пупой.
— Хорошо, Пупа. Твой телефон я знаю, позвоню и сразу приходи. А пока займись кадровыми вопросами.
— Понял, шеф.
— Кадры решают все, — как говорил один иностранец.
— А вы мне выпить, шеф, не предложите?
— У меня не пьют и не курят. И предупреди людей: если я увижу кого-нибудь выпившим, он будет трупом.
— Ну, зачем так? Солдату перед делом бывает полезно выпить.
— Это смотря перед каким делом. Пьют слабаки перед лицом своих страхов. А мне не страхи переживать нужно, а дело сделать быстро.
Брамс явно мялся, не решаясь о чем-то спросить. Глюк заметил это и вновь улыбнулся, оскалив желтоватые зубы.
— Хочешь спросить о чем-то, Пупа? Так спрашивай, не стесняйся.
— Сколько я получу?
— Мы же с тобой договорились.
— Я хочу еще раз услышать.
— Если все пройдет хорошо, если все закончится благополучно, ты получишь двадцать штук.
— Понял.
Брамс поднялся с какой-то странной улыбкой. Эта улыбка не очень-то подходила к выражению его глаз. Он явно не верил, что можно вот так запросто получить большие деньги, пусть даже и за преступление.
— Я не выдумываю. Ты получишь эти деньги. А теперь ступай, мне еще надо поработать.
Брамс покинул квартиру.
Глюкас Вандрос расхаживал по комнате, подходя то к одному окну, то к другому, отодвигая шторы, выглядывая на улицу. На его бледно-желтом лице застыло выражение легкого презрения ко всему миру. Глаза поблескивали, выдавая работу мысли. Крепкие пальцы время от времени подрагивали. Бывший сотрудник стучал ногтями о край подоконника, отбивая такты марша Шопена.
— Ты труп, Брамс-Пупа, труп. Но ты сам еще об этом не знаешь. Все вы будете трупами. Только Глюк останется в живых. Только он один будет владеть несметным состоянием.
Ровно через полтора часа в дверь вновь позвонили, и на пороге появился коренастый мужчина с двухдневной щетиной на лице. Когда мужчина снял кепку и вытер вспотевший лоб, Глюк предложил ему сесть. Что-что, а выдержать паузу Глюк умел. Тот опустился на диван, пружины заскрипели, и Глюк прикинул, что его гость весит никак не меньше ста пятнадцати килограммов. Действительно, мужчина был крепкий, напоминал медведя. Глубокие залысины светлели на его загорелом обветренном лице.
— В чем заключается моя работа?
— Ты и еще один человек должны будете встретить меня с грузом. У вас должна быть машина.
— Какой будет груз? Сколько?
— Этого я еще не знаю. Но машина должна быть вместительная.
— А вес груза?
— Рассчитывай на полторы тонны.
Мужчина сузил глаза, потер щеку и присвистнул.
— Тонны полторы?
— А ты что, рассчитывал на легковой перевезти?
— В общем-то да.
— Нет, не пойдет, машина должна быть большая.
— Микроавтобус подойдет?
— Нет, не подойдет, — бросил Глюк. — Должна быть бортовая машина. Габариты пока неизвестны. Номера могут быть любые.
— А накладные на груз?
— Вот накладные, — Глюк вытащил из кармана пачку долларов. — Думаю, что с такими накладными можно проехать в любую точку штатов.
Гость повернул голову на крепкой шее, пристально посмотрел на пачку денег и затем закивал. Этот мужчина был вообще неразговорчивым субъектом, а когда говорил, то слова вылетали из его уст как испуганные вороны из крон кладбищенских деревьев.
