— Теперь видите, к чему привела ваша тактика, — сказал Хирга, и, надо отдать ему справедливость, в его голосе не было торжествующих нот. Он понимал, что сейчас не время сводить личные счеты, надо нам вместе как-то выпутываться.
— Но почему Пшуков? — взмолился я. — Ведь в подъезде не было света! Как же Бурдова могла разглядеть, кто ее ударил?
Хирга посмотрел на меня с сожалением.
— Человека чуть не убили, а ты опять за старое. Да если мы будем верить каждому пьянице, в городе такое начнется! Вот — заключение экспертизы. Да, да, старый хрыч-начальник снова тебя опередил. А что прикажешь делать, когда ты ворон считаешь? Вадик, сколько раз я твердил: лучше синица в руках, чем журавль... в твоем воспаленном воображении. Короче, экспертиза показала: Бурдову ударили тяжелым мешком по голове. На платье Нины Петровны обнаружена цементная пыль. Мешок с несколькими килограммами сухого цемента найден в квартире у Пшукова. Достаточно?
— А Пшукова допросили?
— Твой честный Пшуков сперва прикидывался наивной девочкой, а потом, когда его приперли, сказал, что пусть сажают, но Нинку, стерву, он все равно изуродует... Ясно?
— Он хоть был трезвый?
— Вроде да. И тем хуже для него. В общем, Вадик, сдай материалы райотделу, и пускай они оформляют. Не скрою, я на тебя надеялся. А ты меня втянул в авантюру...
Вид у Хирги был и впрямь неважнецкий, но в данный момент я сочувствовал другому человеку. Однако напоследок Хирга и для меня припас сюрприз.
— Вадик, утром звонили от комиссара. На тебя поступила жалоба от группы жильцов. Пишут, что сотрудник МУРа Капустин, используя служебное положение, вместо розыска опасного преступника занимался амурными делами с некоей Таней Сердан, проживающей в этом же доме. Мое отношение ко всему этому ты знаешь. И я в твою личную жизнь никогда не лез. Но на будущее запомни: не давай повода для сплетен. Для свидания с дамами выбирай другое время и место.
* * *
Дверь открыла жена Пшукова. Глаза у нее были заплаканы, и на меня она старалась не смотреть.
— Витька, марш в комнату.
— Здравствуйте, Зинаида Ивановна.
— Ходили, ходили и посадили. Не люди, а милиционеры. Ну, что еще?
— Мне нужен Кулик.
— У себя в комнате. Забился, как крыса. Этот вам доложит.
— Я сегодня разговаривал с Анатолием Петровичем. Он вам привет передавал.
— Здоров?
— Здоров.
— И на том спасибо. Эй, Кулик, подколодыш, к тебе пришли.
На пороге комнаты появился Кулик, маленький, невзрачный, в засаленном пиджаке.
— Здравствуйте, Василий Иванович. Я Капустин, из милиции.
Он посторонился, давая мне пройти, и плотно прикрыл за собой дверь.
— Вы подписывали заявление?
— Какое заявление? Ничего не подписывал.
— Зря отрицаете. Я видел вашу подпись.
— А, бумажку... Это мне Бурдова приносила. Она сказала, что Пшуков ей угрожает, а вы ее защищать отказываетесь и все с Танькой гуляете.
— Вы слышали, как Пшуков ей угрожал?
— Слышал, не слышал... Не имеет значения. Я давно знаю Тольку, он антиобщественный элемент.
— Что же вы раньше молчали?
— Молчал, молчал... Мы не молчали, сигнализировали. А что толку? Пока женщину по голове не стукнули, милиция пальцем не шевельнула.
— «Мы не молчали, мы сигнализировали». Кто это мы?
— Мы, общественность дома...
— Василий Иванович! Я вижу, вы человек культурный, импрессионистов собираете...
— Каких таких импрессионистов? Ко мне никто не ходит.
Я показал на массивный буфет довоенного производства.
Там за стеклом, вперемежку с чайным сервизом, стояли Тулуз-Лотрек, Моне, Ренуар.
— Ах, альбомчик, — облегченно вздохнул Кулик. — Это не мои, родственников. У них ремонт, вот мне и подбросили. И посуду тоже. С ней одно беспокойство, разобьешь еще ненароком.
— Понятно, Василий Иваныч. Кстати, новый анекдот про вашего знаменитого тезку: пил ли Чапаев? Точно не помню, говорит Петька, но перед атакой Василий Иваныч всегда кричал: «Порублю!»
— По рублю? — Кулик закудахтал, закашлялся от смеха. — Ишь, остряки, самоучки, чего только не придумывают.
— Правильно, Василий Иваныч, чего только не придумывают. Вот и на меня напраслину возвели. А эта бумага для меня — сплошное беспокойство. Вы бы взяли назад заявление. Ведь мы с вами люди интеллигентные, зачем же нам друг другу неприятности чинить?