Я продолжал задавать родителям вопросы, стараясь подобраться к истокам. Похоже, что и Миллер, и сержант Эндрен были правы: Мара действительно была совершенно шальная девка, настоящая оторва. А папа с мамой то ли отличались редкостным скудоумием, то ли просто привыкли к тому, что ее взбрыки известны всему городу и пытаться скрывать их — дело гиблое. Короче говоря, они подтвердили многое из того, что мне уже было известно.
Чета Филипсов терпела толстого Миллера, ибо надеялась: он сумеет как-то утихомирить их девочку, благотворно на нее воздействовать. В итоге Мара получила кучу подарков, Миллер же испил свою горькую чашу до дна. В один прекрасный день папа с мамой вдруг спохватились, что дочурка их уже довольно давно не ночует дома, в девичьей своей постельке, и кого-то из них тогда осенило: может быть, она и вовсе не придет. Миссис эта мысль только обрадовала, мистера — скорее огорчила.
— Мистер Хейджи, я прошу вас найти Мару. Вовсе не обязательно притаскивать ее домой за волосы, и вообще обойдемся без драм. Но сделайте то, о чем с вами договорился Карл. То есть найдите и дайте нам знать, что она жива-здорова.
Папаша произнес весь этот монолог, удаляясь от меня в угол гостиной. Там он присел к столу и выписал мне чек.
— Вот, — сказал он, вернувшись к нам и вручая мне его. — Это в дополнение к тому, что дал вам Карл. Сообщите мне, где находится Мара, и будем считать, вы отработали эти деньги.
Я кивнул, а он погрузился в кресло-качалку. Усилия, которых потребовали его действия, а главное — принятие решения, совершенно вымотали его. Я поблагодарил и сказал, что постараюсь сделать все возможное. Папа Филипс, по-прежнему находясь в состоянии легкого шока, тоже сказал мне «спасибо» и попросил жену проводить гостя. Покидая гостиную, я слышал характерный звук: он сбивал себе очередной «хайбол».
Я рад был убраться отсюда. В доме почти физически чувствовалась паника. Папа с мамой отлично изображали полнейшую свою незаинтересованность судьбой Мары, но подспудный ужас преследовал их по пятам, как пуэрториканцы преследуют своих кровников, парализовывал их, как забастовка транспортников — город.
Они мне не понравились. Типичнейшее порождение восьмидесятых, остатки тех, на кого внезапно свалились дурные деньги, которыми неизвестно как распорядиться. Не понравились. Ни эта сухопарая стерва, которая с наслаждением бы меня кастрировала, ни ее доченьки, которые подавали бы ей бритву, ни эта пьянь, бесформенным кулем осевшая в кресло. Будь он мужчиной, все могло бы повернуться по-другому. Будь он мужчиной, рождались бы у него не одни дочери. Впрочем, не думаю, что, случись тут сынок, жизнь в доме Филипсов наладилась бы.
Тем временем мы дошли до входных дверей, и тут миссис Филипс, быстро оглянувшись через плечо, протянула руку и сказала:
— Отдайте!
— Что отдать? — спросил я. — Клянусь, я не успел вынести ваше фамильное серебро.
— Вы знаете, о чем я, — и я действительно знал. — Отдайте.
— А почему, собственно?..
— Потому, что тогда мне не придется звонить в банк, чтобы остановить выплату. Взгляните на чек: вкладом могут распоряжаться только оба супруга вместе. Пожалуйста, не нарывайтесь на неприятности.
Мне было в высшей степени плевать, значилась на чеке ее фамилия или нет. Я вытащил бумажку из кармана и крепко держал ее.
— Вы что, не понимаете? — спросила она и обеими руками сделала этакое волнообразное движение. — Это же все не наше. Выплата ссуды за дом просрочена. Вообще ни за что не заплачено. И если он не «просохнет», как метко выразилась наша Пенни, и не устроится на работу, сюда придут и вынесут все до нитки. Отдайте чек. Так хоть не придется кормить лишний рот, а с Мариными вкусами это выходит слишком накладно.
Я скомкал бумажку и сунул ее в протянутую руку. Я поблагодарил ее за содействие примерно так, как мы бросаем «спасибо» пареньку на заправке, когда тот протирает нам ветровое стекло шершавой, жесткой, сухой тряпкой. Поблагодарил и пошел к машине.
Я неправильно поступил. Ну и черт с ним. Если бы я оставил чек у себя, миссис Филипс при случае и вправду могла бы отомстить и нагадить. Да и в любом случае чек этот давал ей возможность использовать его против мистера Филипса. Рано или поздно они поссорятся, и он напомнит жене, как настоял на своем и выписал сыщику чек, чтобы Мару нашли. И тут-то она расскажет, что чек она отняла, и Филипс сейчас же нальет себе стакан, а она будет орать что-нибудь о его бесхребетности, ни на минуту не задумываясь над тем, что это она, прежде всего она превратила его в пресмыкающееся, в слизняка.
