– Ты не ошибся… – тихо проговорил он.
– Святой отец! Вы хотите спасти жизнь еретику!?
– Да, – ответил Генеральный комиссар римской инквизиции.
Отец Винченсо кусая губы, подошел к узкому, забранному железными прутьями толщиной в указательный палец, окну, тряхнул решетку одной рукой и жестом подозвал отца Сулона:
– Взгляни, Что ты видишь?
– Ничего, святой отец.
– Неужели ты не видишь садов, взращенных рукой человека, виноградников, где наливается соком, дающим веселящее вино, виноград, не видишь ухоженных кустов, на которых алеют розы?
– Вижу.
– Видишь кузнецу, из которой доносятся удары, поднимаемого сильной рукой молота, видишь подмастерье, несущего на рынок орудия, созданные в мастерских, видишь сушащиеся у гончарни глиняные сосуды, которые будут заполнены маслом олив с давилень?
– Вижу. Вижу, отец мой.
– Под окнами ваятели устанавливают скульптуру, поражающую нас своим подобием, а устремленный в небо купол собора гармонией и размерами превосходит остальные жилища…
– Да! Да, отец мой!
– Все это – плоды человеческого труда.
– Да…
– А вот – горы, по сравнению с которыми человек – ничто. На море поднимаются валы, устрашающие мореходов, а ураган на суше сметает плотины и засыпает каналы, построенные слабыми людьми. Извержения вулканов и потрясения земли повергает в ужас и приводит к смирению – это воля Создателя.
– Да, святой отец, ничтожен человек по сравнению с Всевышним.
– Потому, что огромны творения Господа нашего на огромной Земле.
И до тех пор послушен будет человек, и до тех пор он будет смиренно трудиться, пока останется наглядной рука Создателя.
А безумный флорентинец?
Он сеет в этом сомнения!
– Сомнения?..
– Да, сомнения!
Потому, что у нас нет, и никогда не будет, возможности убедиться в том – подвижна или не подвижна Земля. Потому, что непознаваемо и непредставляемо далеко дневное светило.
А тем, что нельзя представить – нельзя поразить и усмирить.
Размышления о размерах Земли родят сомнения в ее огромности и величии.
Сомнения в величии гор породят сомнения в величии Всевышнего.
Вот почему – не смерть флорентинца нужна нам сейчас, а отречение.
Пока он жив – мы можем вести его к поруганию вредных идей. Убив его – мы не убьем идею, а вот отречения уже не добьемся никогда. Умрет флорентинец – останутся мысли. Значит должны умереть мысли, а флорентинец…
Час костра еще пробьет.
Ты меня понял?
– Ты безгранично мудр, отец мой!..
…Ровно в полдень Галелео прочитал с листа, который он держал в своих подрагивающих, прозрачных старческих руках, текст короткого покаянного заявления. Слова произносились слабым голосом, без интонаций и соблюдения знаков препинания. Кончив читать – поднял глаза и увидел устремленный на него ненавидящий взгляд. Монах-доминиканец – «пес господень» – в парадной рясе под черным капюшоном над белыми плечами, смотрел на него, не мигая.
– За что ты ненавидишь меня?! Ведь ты – один из людей! – хотел крикнуть старик, но слова застряли в горле; он лишь опустил голову и тихо прошептал что-то.
Генеральный комиссар римской инквизиции Винченсо Макузано стоял рядом с кающимся грешником и был единственным, кто слышал его, произнесенные шепотом, слова.
На мгновение отец Винченсо вскинул брови, но тут же опустил их; и никто из присутствующих не заметил секундного замешательства Генерального комиссара. Лишь отец Сулон спросил уже покидавшего трибунал отца Винченсо:
– Что там еще промямлил отступник?
Винченсо Макузано, склонившись к уху доминиканца, тихо повторил услышанное – отец Сулон резко отстранился от главного инквизитора, словно получил пощечину.
– Но, святой отец! Теперь-то костер ему обеспечен?!
– Не сейчас. Сегодняшний день должен остаться днем отречения. Ничего больше…
…Через три дня мятежный астроном оставил Дворец правосудия и был принят в доме Тосканского посланника Николини.
В зале для трапез, куда был приглашен вышедший к обеду астроном, кроме самого посланника, находился высокий, сутулый монах с испещренным морщинами лицом, свидетельствующим о бурно прожитой жизни и способности долго идти не останавливаясь.
– Я рад вам, синьор Галелео, – проговорил Николини и жестом предложил флорентинцу присоединиться к ним, – Знакомьтесь – отец Альтафини. Синьор Галелео, мы заняты спором, и просим вас разрешить его.
