– Ребята, зачем вам ехать на ночь глядя – оставайтесь, переночуете. Завтра с утра сходим в сауну и поедете в свою Полтаву, – предложил Арнольд Израилевич.
Предложение было до такой степени здравым, что не вызвало ни у кого никаких сомнений. Свенсен тоже тяпнул.
– Скажи, Арни, – спросил быстро хмелеющий славист, – до гостиницы далеко?
– Зачем тебе гостиница, у меня заночуете. На втором этаже гаража есть постели, там же душ и туалет.
К открытому гаражу подкатил «Сааб», из него вышел человек в оранжевом комбинезоне с темно-синей надписью на груди: «Бермуды». Выше среднего роста, худой, с очень подвижным лицом. Он указал на машину и сказал:
– Пношу, пнинимайте наботу.
– Дядько Петно! – радостно заорал Серега.
На плечо его легла тяжелая рука Опанаса Охримовича.
– Заходи, Петрович, – одновременно сказали Арнольд и Опанас.
Автослесаря усадили за стол. Молчаливый Петерсен достал бумажник и вопросительно глянул на Петровича. Тот, заметив телодвижение, жестом руки остановил его.
– Днузям днузей нобню на шану, – и залихватски бахнул полстакана водки.
Свенсен заволновался. Он не понял ни одного слова. Полез в сумку за учебником и словарем.
– Это неизвестный мне диалект, по-видимому, карпатский, – бормотал перепуганный полиглот.
Серега засмеялся и успокоил науку.
– Это не диалект, Петрович не выговаривает пол-алфавита.
– Пнидунок, – пробурчал Петрович.
– Петро действительно не выговаривает две буквы, – объяснил Арнольд Израилевич, строго глянув на Серегу, – зато он любую машину без рентгена видит насквозь. Думаю, свою двадцатку он заработал.
Свенсен облегченно перевел.
– Сенкью, – сказал Петерсен, вручил гонорар Петровичу и икнул.
Было уже два часа, трещали цикады, помогая лепить образ ночи. Но никто этого не замечал. За столом царил дух согласия, и всем казалось, что давно дружат и знакомы с детского сада. Шведы поделились дорожными впечатлениями. Они ругали фаст-фуд и очень хвалили красоту украинских женщин.
Когда кончилась водка, они пошли в кафе.
– За машину не беспокойтесь – здесь не воруют.
Шведам пришлось поверить. По дороге Юхансен подарил Сереге шведскую крону. Серега, только что узнавший о новой валюте, с любопытством рассматривал подарок. Ничему уже не удивлявшиеся шведы очень удивились, увидев впереди залитый светом остров ночного магазинчика. Но еще больше поразил их ночной ассортимент: хлеб, шоколад, пиво, дамские прокладки, вулканизатор, колбасы, йод, зубные щетки, презервативы, набор наждаков, молочные продукты. В центре стояли новенькие шины, забивая резиновой вонью все остальные ароматы. После магазина они вышли на очередную линию. На углу стоял свежевыкрашенный гараж. Его крышу украшал семафор и огромная, аэрозольная надпись: «Галимо покрасил».
– Кто бы это мог сделать? – строго спросил Опанас Охримович Арнольда Израилевича.
Арнольд, развернувшись к Сереге, задал тот же вопрос.
– Понятия не имею, – хитро улыбаясь, ответил тот.
Раздался восторженный вопль, компания обернулась. Сильно выпивший Петерсон стоял на коленях перед гаражом. То был гараж Опанаса Охримовича. Смех перерос в истерику. Реакцию шведского архитектора вызвала неисчерпаемая фантазия председателя. Весьма туманные представления об истории архитектуры не помешали Опанасу при постройке своего гаража соединить зодчество трех ушедших цивилизаций. Постройка имела стилистические особенности и шумерского зиккурата, и пирамиды индейцев майя, и древнегреческого храма. Главной изюминой фасада были две колонны с коринфским ордером, на которых стояли бетонные пионеры.
– Мне здесь очень нравится, – вытирая слезы, сказал Петерсен.
Опанас Охримович горделиво расправил плечи. Ему было приятно, что у этих викингов так развито чувство прекрасного.
– Это мой, – с достоинством доложил Опанас.
– А это кто? – указывая на пионеров, спросил Свенсен. – Афина и Аполлон?
– Нет, – вставился в разговор Арнольд Израилевич. – Это я в молодости, – он указал на юного горниста.
Шведы нашли сходство потрясающим.
– Завтра зайдем ко мне, а теперь – в кафе.
Охримович собрал пальцы в лопату и указал на освещенную открытую дверь. Они услышали ровный людской гул.
