Когда лакей помогал раздеться, Саньке было неловко за старую шубу. Но неловкость кончилась, когда две хорошенькие девушки, в модных рединготах на английский лад, с длинным рукавом, весьма пригодным для русской зимы, и с большими косынками, уложенными на груди множеством пышных складок, пробежали мимо в анфиладу – и вдруг разом остановились, оглянулись, перешепнулись и пошли медленно, чинно, словно бы ожидая, что стройный кавалер последует за ними. Их юбки, укороченные настолько, что видна вся щиколотка, колыхались очень мило, однако балетного фигуранта не удивить зрелищем ножек в ажурных чулочках.
– Первая победа, сударь, – сказал Келлер. – Идем. Не будем заставлять почтенного господина дожидаться нас.
В анфиладе из трех частей собралось небольшое и веселое общество, звучала клавикордная музыка, дамы соперничали пестротой нарядов и звонкостью голосов. Келлер быстро провел Саньку в кабинет. Там сидел в штофных креслах господин в черном фраке, виду мрачнейшего, и играл с черной левреткой, кидая ей черную палочку.
Келлер поздоровался по-французски, поклонившись очень угодливо. Санька понял, что это и есть покровитель, поклонился еще ниже.
– Весьма достойный молодой человек, – оглядев его, сказал господин в черном. – Я рад, что в вашей компании появился артист. Именно его недоставало. Это отменная выдумка господина Ша.
В словах крылось какое-то загадочное ехидство. Затем он достал черный платок и весьма деликатно промокнул ноздри.
– Господин Румянцев счастлив будет служить вам, господин Мосс, – отвечал Келлер. – От него предвидится немалая польза.
– Да, мне известно, сколько пользы в молодых людях, особливо для дам. Не мне судить – вам, господин Келлер, полагаю, виднее.
Санька приглядывался. Этот пожилой господин относился к южанам, из тех, кому впору бриться трижды на дню, чтобы щеки не выглядели синими. Пудрой он пренебрегал, словно дорожил смуг лым цветом лица. Курчавые волосы покровителя выглядели чернее воронова крыла и походили на арапские. Их не нужно всчесывать, чтобы стояли дыбом, – тупей у покровителя был природный. И его форма также соответствовала требованиям моды – пушилась и завивалась на макушке и на затылке.
– Удалось ли, ваша милость? – спросил Келлер.
– Да. Я же обещал. Подойдите, господин Румянцев, я хочу сделать вам подарок, – сказал господин в черном. – Примите сей перстень. Он принесет вам удачу. Ежели кто спросит – скажите, что выигран в карты в тесном дружеском кругу. Я позабочусь о вас. Вы довольны, господин Келлер?
– Если я правильно понял вашу милость…
– Да, вы все поняли правильно. Я также вами доволен. Это будет отменный сюжет. Ступайте, господа, счастлив знакомством. И предамся скорби. Такова моя унылая должность.
И он опять бросил левретке палочку, снова коснулся черным платком ноздрей – видать, петербургская погода не шла ему на пользу.
Келлер подтолкнул Саньку, чтобы добиться от него поклона, и едва ли не пинком выкинул из кабинета.
Румянцев молча смотрел на перстень. Уж больно велик был прозрачный камень, окруженный небольшими, с гречишное зернышко, рубинами.
– Это солитер? – спросил он. – Не может быть…
– Ваш покровитель стекляшек не дарит, – был ответ.
Вечером Федьке пришлось врать напропалую, объясняя, отчего ее не было утром на занятиях.
Вебер пригрозил, что в следующий раз оштрафует, и она побежала в уборную – переодеваться. Ей с товарками предстояло изображать бесплотные тени в опере «Орфей и Эвридика».
– Где ты пропадала? – тихонько спросила подружка Малаша, такая же фигурантка.
– Деньги зарабатывала.
– Любовника завела?
– Да нет… потом расскажу…
Но на самом деле Федька даже не представляла, как станет рассказывать Малаше о своем финансовом приключении. Оно было не то чтобы странным – из всех женских способов добывать деньги этот не худший, и множество девок крутится вокруг Академии на Васильевском острове, которая нуждается в их услугах, – но каким-то подозрительным.
Господин Шапошников утром привел Федьку в большую, жарко натопленную, светлую комнату, которая впридачу была уставлена белыми ширмами. Посреди имелось возвышение, крытое полосатой турецкой тканью, на нем – нечто вроде топчана.