Она сходила в камыши, умылась, перевязала волосы, всю себя осмотрела. Возвращаться не спешила — смотрела на небо. Над головою, над Ас-градом, над тем местом, где, наверное, должна была находиться её родина, небо было безоблачным, глубоким и чистым... Вокруг же всё выглядело и пахло как-то иначе, по-своему... Ей захотелось выть. Ругаясь в голос на опутывавшую ноги траву, она выползла из зарослей.
Сарос встал в полный рост и пристально глазел на неё сверху.
— Сарос, у меня будет ребёнок от Вертфаста! Я была его девкой, отдавала ему своё тело, говорила ему ласковые слова! И до него ложилась не под одного мужчину!
Рот её сделался большим, ряд зубов сверкал хищным оскалом...
На лице Сароса проступили на редкость красивые чёрточки. Брови напряглись, глаза ещё больше посветлели, губы сжались, волосы на щеках подёрнулись дрожью...
Нет, не этого своим гнусным уведомлением она стремилась добиться! Она хотела излить на него всю свою грязь, предупредить его о себе, плохой, вывести из равновесия, лишить властного и какого-то неживого спокойствия!.. А гот отреагировал очень странно.
— Тебе больно от того? — спросил он.
— Ты не понимаешь... — стушевалась Ргея. — Я лежала с ним, он ласкал меня — всю! У меня родится сын или дочка от Вертфаста! А ты меня уводишь!
Глаза её были жестоки; улыбка — в ответ на его тупость — дрянна; зато подрагивавший голос выдавал её страдания, терзания.
— Если ты родишь от Кромвита, я всё равно буду желать, чтобы ты была со мной.
Ргея решила, что Кромвит — самый страшный зверь на родине Сароса... Ошарашенной услышанным, ей и Кромвит казался теперь муравьём, букашкой. И таким же маленьким на белом свете содеялся Вертфаст! Все людишки — и плохие, и хорошие — куда-то подевались, чудеса произошли со всеми ими: они как бы изничтожились! Богом, отцом, судьбой стал для неё стоящий напротив человек. Холодные глаза под напрягшимися бровями струились добродетелью жизни её: малозначимо — какой! Сарос — воин, бык, душа, любовь, её прихоть, пёс, друг, хозяин случая... А она обидела его! Нет, лишь хотела обидеть... Догадался ли он?
— Прости... — Ргея уткнулась ему в ноги, сопя, передвинулась выше, попыталась объять его талию — но где там! Она была мала для него: руки за талией напрасно шарили — их она прижала к своему лицу и заплакала.
— Мне хорошо, когда ты плачешь вот так, на мне. Я всю тебя чувствую.
— А я тебя совсем не чувствую, Сарос! Ты какой? Хороший ли?
— Ты сама как думаешь? — усаживался он на землю. Она не отпустила его, присела и вновь приложила ручки к свитеру.
— Я думаю, что очень ты хороший!
— А если бы Вертфаст был помоложе и без жены?
— Вертфаст плохой!
— А если бы он был помоложе, без жены, а дом был и его, и твой — он был бы хорош?
Не прост Сарос!.. Видимо, спрашивает и о том, что было, — о том самом сватовстве Иегуды в доме Вертфаста; и о том, что есть, и о том, что будет, и о том, что нужно ей вообще... Он не мог не подметить, как она в доме спасительном, кроме вопросов Кламении и Ушаны, подробно выспрашивала о домах и городах готских... Мог и нарочно так хорошо отзываться о женщинах... Но он не боится смерти — зачем ему враки?.. И её мог силой забрать с самого начала...
Ргея мягко оторвалась от него и взглянула в мохнатое лицо. Сарос отвернулся, дотянувшись, повернул рыбину, встал, сторонясь её рук, осторожно снял жаркое и положил на зелёную траву, выбрав местечко почище.
— Мы и у себя так едим, — сообщил он — то ли дымящей, с выпученными зенками рыбине, то ли деве. Ргея ждала, жаждала его взгляда, а он смотреть на неё и не думал.
— Я тоже научусь есть по-вашему! — проговорила она. — А если захочешь — научу тебя кушать по-нашему.
Сарос не удержался и засмеялся. Нежно и в то же время цепко посмотрел-таки на Ргею — и Ргея ожила! Печаль лица её куда-то подевалась, движения вдруг стали ловкими, складными, охотными!..
Рыбье мясо было вкусным и истекшее жиром — постным. Мех с водой Сарос придвинул к ней, и она, не спуская с него истовых глаз, заговорила, заняла, заполонила. Он оглядывался, всё время пересаживался поудобней, кивал в ответ, смотрел ей в рот, на её волосы, слушал пленительную музыку её прекрасной речи. Она энергично пересказывала какую-то чепуху — про удачную покупку, про прошлогодний страшно глубокий снег, про рыжего кота, кой упрямо, как человек, выказывал Кламении свою спесь, про волхвов, что могут знать изнанку жизни... Сама не замечая того, Ргея приспосабливала в свою речь словечки средиземного купечества. Саросу казалось порой, что она над ним посмеивается, толкуя о вещах загадочных, но после он понял: она желает, она готова и она вполне справится с тем, чтобы захватить его внимание целиком и полностью! Он и так думал о ней всегда — ей же хотелось, чтоб он глаз с неё не сводил!
