На перроне их встретил «пан Александр» и повел к машине. На месте шофера сидел поляк «Иван Иванович».
— Как настроение? Как самочувствие? — спросил поляк, когда они уселись в машину. — А вы почему морщитесь? — обратился он к Колкову.
— Ноги болят. Да и вообще нездоровится.
— На сутки можно задержаться. У границы есть деревенька, в ней и переночуем, а завтра вечерком отвезем вас на границу. Согласны? — предложил пан Александр.
Колков кивнул. Околов возражать не стал.
На другой день вечером, получив от Ивана Ивановича по шесть тысяч рублей, по нагану и по двадцать патронов, они в сопровождении Ивана Ивановича и пограничника пошли к границе. Пан Александр остался в деревушке. В каком-то бараке они дождались ночи. Она была темной и безлунной.
— Ну, с богом! — сказал Иван Иванович, приглашая их выходить из барака. Пройдя через лес они ступили на нейтральную полосу.
Впереди шел Околов, за ним в трех шагах Колков, теперь уже Александр Георгиевич Филипенко, рабочий Московского электрозавода имени Куйбышева
Было сыро, темно и страшно. Каждую минуту могли загреметь выстрелы, и, хотя движение патрулей и места засад были задолго изучены, все-таки вероятность благополучного перехода, как говорил им на занятиях один специалист еще в Варшаве, равнялась сорока процентам. Если они нарвутся на советских пограничников, то им предстояло с боем возвратиться обратно. «Тут легко погибнуть или попасть в руки советских солдат». Кровь ударяла в виски, Александр шел, обливаясь потом. Рука, сжимавшая рукоятку нагана, немела. Вот и проволока. Околов лег в траву, махнул рукой и ужом прополз под ее железные шипы. Колков последовал за ним и тут же больно оцарапал руку.
— Тише! — прошептал Околов, помогая ему подняться. — Мы на советской земле, прибавим шагу
В лесу было тихо, но дождь все усиливался. Кустарник, когда они касались его, обдавал водой. Скоро лес стал еще глуше. Дождь шумел где-то в кронах деревьев, под ногами шуршала осенняя листва. Околов, казалось, не шел, а крался, как зверь; Колков едва поспевал за ним, почти бежал, он так устал, что готов был упасть в изнеможении. Околов остановился.
— Пора сменить направление. Хвати-ка глоток — и протянул в темноте Александру флягу, а сам извлек из кармана два резиновых распылителя-баллончика и весело прошептал: — Если за нами сейчас идут с собакой, то дальше она потеряет след. На заставе два кобеля — я знаю. Сначала распылим вот этот порошок, псы побегут по нему, а потом сыпанем этого — тут перец и нюхательный табак и еще какая-то ядовитая дрянь. Эта штука парализует обоняние ищеек!
Свернув вправо, они пошли по лесу, рассеивая порошок, затем брели вверх по ручью с километр, пересекли вспаханное поле и снова углубились в лес.
— Знаешь, Жорж, мне пора передохнуть неладно у меня с ногами, боюсь, совсем откажут, — взмолился Колков, усаживаясь на гнилой пенек.
Околов, взглянув на светящийся циферблат часов, кивнул.
— Найдем подходящее место, чтобы хорошо замаскироваться, а самим все видеть, там и отдохнешь. Компас у меня барахлит, — неохотно согласился Околов.
Колков-Филипенко взглянул на свой компас: стекло отпотело изнутри, стрелка замерла.
Они устроились под большим раскидистым дубом, на пригорке, поросшем низким густым кустарником. Слева тянулся на восток глубокий овраг, справа редкий березовый лес. Светало. Дождь перестал. На востоке алело небо, можно было ждать погожего дня.
— Из пограничной зоны мы, наверно, выбрались! — устало выдавил Колков, снимая со спины рюкзак и вытаскивая из него флягу.
— Три раза сплюнь через плечо. Не думай и не надейся, что советские пограничники разини. Конечно, нам помог дождь, темнота и то, что пограничников отвлекли на другом участке. Но если они узнали, что кто-то перешел границу, то по тревоге поднимут все деревни и войска. Прочешут лес, обшарят каждый кустик!.. Давай разбираться по карте, где мы находимся. — И он полез на дуб, затем спустился на землю.
— Могут встретить нас в Минске, — устало заметил Колков.
— Войдем в город порознь. Я — первым, уеду в одиннадцать, а ты четырехчасовым. Главное не обратить на себя внимания, раствориться в толпе. Не имея фотографий и не зная наших фамилий, им нелегко будет нас обнаружить, — уверенно говорил Околов.
