После недели бесконечных истерик мама сдалась, сказала: «Делай, что хочешь» и купила билет на самолет. Тетя обещала за мной присматривать, умолчав по моей просьбе о том, что сама она сейчас за тысячи километров от Москвы. Я обеим клятвенно пообещала вести себя по-взрослому, не искать приключений на всякие части тела и не забрасывать учебу. Странно, что они мне поверили.
***
В родной город я вернулась в начале марта, опьяненная чувством свободы и победы над родителями. Благодаря генам и воспитанию родителей-фигуристов меня не привлекали ни алкоголь, ни наркотики, я даже не курила. Мне нравились соревнования, выставки и концерты, где я быстро обросла новым кругом знакомых: в основном, всяческих фанатов, безбашенных художников, начинающих музыкантов и просто откровенных бездельников.
С кем-то из них я и оказалась на квартирнике, где выпендривались друг перед другом не совсем трезвые представители рок-сообщества. Было откровенно неуютно, но я стеснялась встать и уйти. Наконец, все угомонились и стали расходиться. Мои приятели задержались, а я так резво выскочила из прокуренного помещения, что буквально впечаталась во «встречную» девушку. Мое робкое: «Сорри» утонуло в матерной тираде, которая оборвалась как-то на полуслове.
- Слушай, а у тебя глаза такого же цвета, как у меня, - неожиданно сказала она. – Они зеленеют, когда хорошо, правда? - И протянула руку: «Аня».
- Спеть хотела, но опоздала, - продолжала девушка. – Утром новую написала, хочешь послушать? Будешь первой.
Я неуверенно кивнула: песен мне уже и без того хватило, заводить знакомства со странной барышней не хотелось, но просто так обижать людей я не любила. Она была явно навеселе и, видимо из-за этого, страдала чрезмерной общительностью.
Аня выглядела немногим старше меня, без косметики, одетая в традиционную для рокеров кожу, а из-под бейсболки торчали обесцвеченные пряди. Обычная девушка лет 20. Однако, ее депрессивные стихи об одиночестве были как будто обо мне. К тому времени я уже успела сильно пожалеть о ссоре с семьей, отчаянно скучала по маме и так и не нашла в Москве ни одного человека, которого хотела бы впустить в свою душу.
Она заметила мое состояние, но ничего не сказала, просто спросила:
- Ты ведь не из наших? Понравился концерт?
- Нет, - резко ответила я и бросилась вниз по лестнице. Не хватало еще разрыдаться при посторонних.
***
Аня догнала меня на улице. Слезы уже лились ручьем, и я не сопротивлялась, когда она меня обняла. Реветь, уткнувшись в кожаное плечо, было неудобно: оказалось, что я выше сантиметров на семь. Ни у кого из нас не нашлось носового платка, и в ближайшем ларьке она купила бумажные салфетки.
Как-то незаметно я поведала ей обо всех своих горестях. Призналась, что готова хоть сейчас сорваться в Штаты, да стыдно перед мамой. Было легко, ведь я думала, что мы больше никогда не встретимся. Аня молчала, и это меня слегка взбесило.
- Ладно, мне пора.
- Давай провожу, - она пошла рядом. Через десять минут, так и не проронив ни слова, кроме «Пока», мы расстались у подъезда.
***
Утром 8 марта Аня разбудила меня звонком в дверь. Вылезать из постели не хотелось, но любопытство все-таки взяло верх. В глазок был виден только букет цветов.
- Ты?! – вот уж кого не ожидала увидеть, так это ее. И, не подумав, брякнула: - Я не люблю срезанные цветы.
Когда родители катались, после соревнований дома стояли охапки букетов, и мне было очень грустно наблюдать за тем, как они умирают.
- Ну, извини. Нужен был повод, чтобы тебя увидеть, - не растерялась Аня и по-хозяйски вошла в квартиру. – Ты вспоминала обо мне?
- С чего бы? – огрызнулась я. Я стояла в пижаме «по самое не могу» и жутко этого стеснялась. Она подошла вплотную и сказала, глядя прямо в глаза:
- Я бы хотела, чтобы меня кто-то любил так же сильно, как ты свою маму.
И провела по моей щеке жесткими подушечками пальцев профессионального гитариста. Больше всего захотелось провалиться сквозь землю, потому что тело непостижимым для меня образом ответило на это прикосновение. До этого у меня был только один мужчина и ничего подобного я с ним не чувствовала.
