- Привет, - растеряно и даже немного разочаровано протянула я, - здравствуй, Людмила.
- Ой, Александра Георгиевна, здравствуйте! - обрадовалась пациентка. - А Вы тут живете? Мне Федор говорит, заедем к подруге моей, передать подарочек. Я и не думала, что это можете быть Вы.
- А вы знакомы? - удивленно протянул Федор.
- Угу, - кивнула я и в силу профессиональной этики вынуждена была уйти от разговора, - какой подарочек ты привез?
- А! - воскликнул Федор, - это тебе! - он протянул мне бутылку дорогого шампанского.
- А это... Передай Иринке от меня? Неудобно получилось, извиниться бы надо, Новый Год все-таки. От тебя она возьмет, вы ж подруги!
- Ах ты, козел бородатый, - неожиданно раздалось из-за спины. Я опустила глаза и отошла в сторону. Вмешиваться не имело смысла. Ирка стояла красная, сжимая в руках вилку с куском колбасы. Увидев Людочку, она перекосилась от злости, желваки заходили ходуном, глаза сузились. Подруга медленно пошла вперед. Я едва успела отобрать у неё вилку, и уже через минуту Ирка вцепилась Людочке в волосы, вопя: "Ах ты, стерва!". Фёдору, попытавшемуся разнять дерущихся, она выдрала клок бороды.
Из кухни с любопытством осторожно высунул нос дядя Паша.
- Ой, девки, до чего любов-то доводит! Однако драка становилась серьезнее, Федор пытался влезть между дерущимися и орущими женщинами. Я побежала в ванную и набрала в таз холодной воды. Выскочив в коридор, я выплеснула таз на Ирку и Людочку. Они хором завопили и отцепились друг от друга. - Сучка, мужика моего увела, - прошипела Ирка.
- Сама сучка! - Я тихонько дернула подругу за рукав и прошептала: - Ира, весной к тебе вернется, зуб даю, потерпи до марта. А вслух сказала: - Тебе вот подарок привезли.
- Какой подарок? - с недоверием спросила Ирка, видимо осмысляя мои слова.
- Возьми, открой. Да проходите вы, просохнуть же надо, - я поманила рукой Федора, со страдальческим выражением лица ощупывающего бороду и Людочку с налипшими к лицу мокрыми волосами.
- Мы вообще-то к друзьям ехали, - попытался отказаться Федор, но его спутница без тени сомнения шагнула в коридор.
- Полотенце дайте, - жалобно пропищала она, с ненавистью глядя на Ирку. Та в это время разворачивала упакованный в блестящую бумагу презент. Там оказалась небольшая коробочка с серебряной подвеской. Иркина губа дернулась, она шмыгнула носом, хмуро сказала Федору "спасибо" и спрятала подвеску в сумочку. Расчувствовалась, значит.
- Проходите на кухню, проходите, - предложила я. Новый Год обещал быть более чем веселым. Мы расселись на табуретах и принесенных из гостиной стульях. Я разложила по тарелкам оливье.
- Что-то стол у вас бедноватый, - заметил Федор, с удивлением оглядывая вареную курицу.
- Чем богаты, тем и рады, - ответил дядя Паша.
- Ну давайте, за встречу! Выпили, закусили. От шампанского в голове зашумело.
- Ой, - вдруг сказала Людочка, глядя на ошивающегося под ногами Кота, - Этот котик у вас давно?
- Нет. Сегодня вот. Пришел, - я не решилась сказать "взяла", это ведь он приперся ко мне в квартиру. Кстати, после мытья его шерсть приобрела дымчато-серый цвет, а пятки стали нежно розовыми, и он стал очень даже симпатичным, хоть и очень худым зверем.
- Вы знаете, что он - необычный кот? - спросила Людочка.
- В чем же его необычность?
- Он кот Христа, - выдохнула моя пациентка, - он поможет Христу возродиться.
- Что? - не понял Федор. Ирка посмотрела на Людочку, потом на меня, а потом с облегчением улыбнулась и сказала:
- А давайте выпьем!
Через полчаса дядя Паша и Федя уже пели вместе песню про рыбака, Ирка и Людочка плакали в объятиях друг друга пьяными слезами, а мы с Котом тихо обалдевали.
- Вот так раз, - тихо сказала я Коту, и мне показалось, что он кивнул.
Хотела встретить праздник одна - не получилось. Тридцать первого декабря судьба собрала на моей десятиметровой кухне добродушного соседа алкоголика дядю Пашу, который зарабатывает уличными выступлениями; лучшую подругу, с которой мы вместе пережили детский сад, школу, расставание на пять лет, пожар на даче и одного её мужа; бородача Федора, который в миру гоняет на мотоцикле и носит кожаные штаны, но работает в офисе программистом и каждое утро вынимает из уха серьгу, надевает белую рубашку и черные брюки; шизофреничку Людочку, каждый год беременную Христом и по три недели отдыхающую в стационаре под галоперидолом и бездомного серого Кота, который неизвестно как и по каким причинам оказался в нашем подъезде, а теперь сидел рядом со мной на стуле сытый и вполне довольный жизнью.
