– Не бери в голову, – успокоил меня князь. – Подростки часто ссорятся с родителями. Это нормально.
– Раньше мы никогда не ссорились, – продолжала я, чувствуя себя до крайности растерянно. Ощущение радостного подъема исчезло, будто наведенное колдовство.
Максимилиан со вздохом покосился на меня:
– Просто ты стала более самостоятельной за короткое время. И привычная прежде опека раздражает тебя. С этим надо смириться.
– Думаешь? – повеселела я.
– Уверен. Вспомни Тантаэ с его заскоками и успокойся. Твоей маме до такого уровня придирчивости, как до неба. И этот его вечный менторский тон… – Он картинно закатил глаза. – В общем, я тебя прекрасно понимаю. Даже безо всякой телепатии.
– Совсем без? Что-то не верится, – хмыкнула я. – Кстати, куда мы идем?
– В лес, подальше от случайных прохожих, – туманно ответил Ксиль, и хватка на моей руке стала жестче. – Я там подготовил место для ритуала.
От последнего слова повеяло потусторонней жутью.
– Максимилиан… Ты уверен в том, что делаешь?
– Не совсем, – неожиданно признался Ксиль и взъерошил волосы нервным, потерянным жестом, какой мне привычно было видеть у Айне, но не у князя. – То есть я уверен, что мне это поможет, – быстро добавил он, глядя на мое медленно вытягивающееся лицо. – Но не уверен, стоит ли результат цены, которую придется заплатить.
– Твоя жизнь стоит любой цены, – уверенно ответила я. – Я хочу, чтобы ты жил.
Он дернулся.
– Я не хочу терять тебя, Максимилиан. Я… я люблю тебя! – вдруг вырвалось у меня. Я прижала пальцы к губам, будто хотела затолкать слова обратно, но внезапно осознала, что вовсе не жалею о сказанном и чувствую именно то, что говорю. – Люблю, – повторила я уже тверже, со странным упрямством.
Лицо князя исказилось.
– Вот это-то и скверно, Найта.
Неясная тревога боролась в душе с радостной эйфорией от того, что он рядом.
– Максимилиан… – спросила я через несколько минут, прерывая затянувшееся молчание. – Ты волнуешься, кажется… Это что, больно будет?
Пальцы, сомкнувшиеся на моей ладони, сжались.
– Тебе? – Он смотрел куда угодно, только не на меня. Я неопределенно пожала плечами, хотя с самого начала спрашивала о нем, а не о себе. – Да, можно сказать и так. Это будет больно.
– А тебе? – несмело продолжила я. Может, он просто нервничает? Он же говорил, что боится страданий.
– Я не знаю, – прошептал он. – Не знаю.
Место для ритуала оказалось хорошо подготовлено. Но видно было, что делалось все на скорую руку и что до последнего момента Максимилиан не надеялся на мое согласие. Алтарь представлял собой несколько гладких бетонных плит, уложенных друг на друга. Похожие плиты использовались на стройках в городе. Еще на одном осколке камня лежали инструменты: несколько ножей с разными лезвиями, бутыль с непрозрачной жидкостью, кубок из светлого металла, скорее всего, серебра и еще один, деревянный, на краю – сточенный уголек… Поверхность большой плиты испещряли мелкие значки. По краю был выдолблен глубокий желобок, оканчивающийся стоком.
– Сам делал? – стараясь не слишком трусить, спросила я. Угольные линии на алтаре впитывали лунный свет, зловеще извиваясь, когда на лик ночной красавицы набегали облака. И никакие доводы рассудка, что все это – просто оптический эффект, не могли успокоить бешено колотящееся сердце.
– Да. Есть одна книга… Впрочем, я ее уже наизусть знаю, а тебе она без надобности, – безразлично пожал плечами Максимилиан.
– И мне сюда надо лечь?
Голос мой дрогнул против воли.
– Да.
– Раздеваться, надеюсь, не нужно? – нервно потеребила я пуговицы на джинсовке, оглядываясь на разложенные лезвия.
– Необязательно.
Максимилиан отвлекся от приготовлений и пристально заглянул мне в глаза:
– Ты ведь спрашиваешь не потому, что стесняешься, Найта? Тебе страшно?
Во рту стало кисло.
– Да. – Признание далось с трудом. – Я боюсь, что это будет… слишком жутко. Или что дурацкие линии сотрутся и ничего не получится. Или…
Максимилиан внимательно слушал, не перебивая. Меня не оставляло ощущение, что все происходящее причиняет ему гораздо большую муку, чем он показывает. Как будто некое важное условие остается пока за скобками, и Ксиль его знает, а я – нет.
