Только меня это не пугало.
– Что ж, если ты уверен, что это поможет, тогда прекращай лекции и начинай ритуал.
Дыхание у него сбилось. Мне вдруг захотелось привстать на мыски и выпить с губ Ксиля хотя бы один вдох – как лакомство.
– Ты понимаешь, что это смерть для тебя? – прошептал князь.
«Забавно. И кто из нас больше боится?» – пронеслось у меня в голове.
– Понимаю. А еще я понимаю, что если отступлюсь, то погибнешь ты. Сейчас или через год – неважно… – Я замолчала, вглядываясь в его лицо. – Ты ведь хочешь жить, Максимилиан?
– Да… Да! – страстно выдохнул он и крепко прижал к себе, укачивая, как ребенка. – Хочу. Мне рано умирать.
– Тогда начинай.
Он застыл на мгновение, а вновь поднял на меня глаза, в них был арктический холод.
– Ложись на алтарь. Руки вдоль туловища, под углом пятнадцать градусов, ладонями вверх. Хорошо. А теперь терпи.
Тонкое, узкое лезвие ножа впилось в кожу, повторяя прорисованные углем узоры. Это действительно было больно. Холодное железо не просто наносило царапины. Расцветающие на моей коже руны рвали куда более тонкие связи. Невесомые золотые нити. Жизнь – душа – сила.
Я не кричала. Загоняемая внутрь боль словно пробила какой-то барьер, за которым ждала своего часа тьма, подарившая мне имя и титул. Кровь на ладонях стала черной, и небо над головой – тоже.
Сейчас. Сейчас все закончится. Два быстрых росчерка по запястьям, крест-накрест – по горлу. И спустя несколько томительных, напитанных отчаянием и страданием минут – удар в сердце. Того, последнего ножа, с узким клинком треугольного сечения.
Сейчас…
– Nieih, Ksie’il! Nieih!
Сияющая темно-алая волна ударила Максимилиану в грудь. Князь, подвывая и мешая аллийские ругательства с шакарскими, отлетел на другой конец поляны и врезался спиной в камень с ритуальными принадлежностями. Следом метнулась размытая тень. Я с трудом повернула голову, тяжелую, словно налитую свинцом.
Тантаэ стоял напротив разъяренного князя, раскинув крылья в защитном жесте. Всегда аккуратные волосы паклей спускались на спину. Когти на хищно согнутых пальцах отливали светлым металлом.
– Нет, Максимилиан. Я не позволю тебе.
– Хочешь, чтоб я сдох?
Голос Максимилиана чудовищно исказился. В нем не осталось ничего красивого.
Тантаэ вздрогнул, но взгляд его оставался твердым.
– Я хочу, чтобы ты жил. Чтобы ты оставался со мной, навсегда. Бездна, я хочу этого больше всего на свете! – тихо рассмеялся он. – Но не такой ценой. Не ценой твоей души, Максимилиан.
Северный князь хищно оскалился.
– Все в порядке, Тантаэ, – с трудом прошептала я. Онемевшие губы не желали подчиняться. – Я согласна. Я знала, на что иду.
– Нет, не знала, – упрямо возразил Пепельный князь. – Ты хочешь жить, Максимилиан? Но в каком мире? В раздираемом войной всех против всех, где сильные ведут охоту на слабых, а слабейшие ждут своей очереди, чтобы добить раненых великанов? Одумайся, пока не поздно! Если ты убьешь одну из эстаминиэль, то договор будет расторгнут. Инквизиция просто передавит нас поодиночке. Если к тому времени ты еще будешь жив.
Максимилиан дышал тяжело и хрипло. Лицо исказила болезненная гримаса.
– Рассуждения, всего лишь рассуждения, – прошипел он. – Если я отступлюсь, то мне уже будет плевать на инквизицию, и на эстаминиэль, и на весь мир заодно! Отойди, Тай. Уйди по-хорошему. Жалеть тебя я сегодня не собираюсь.
Пепельный князь вздохнул. Темно-вишневые крылья постепенно становились прозрачными, словно сил на их поддержание не хватало.
– Я очень надеялся, что до этого не дойдет и ты откажешься от своей безумной идеи. Жаль, что я ошибся. – Он устремил на Максимилиана взгляд, ясный и обреченный. – Я не уйду, Максимилиан. Если хочешь убить ее, придется сначала покончить со мной. Дело принципа, уж прости меня, старого дурака.
Мгновение – и Северный князь вихрем сорвался с места. Я не сумела отследить ответное движение Тантаэ. Только в лицо ударил порыв ветра да взметнулась над поляной волна цвета темной вишни.
Через несколько секунд все было кончено. Максимилиан держал когти у горла Пепельного князя, другой рукой прижимая его к земле.
– У тебя не было шансов. Ты всегда был слабее меня, Тай.
