— В апреле исполнилось три, — говорит Куницкий.
Женщина садится рядом с мальчиком на ковер, протягивает ему кубики и говорит:
— Папа посидит в коридоре и почитает, а мы поиграем, ладно?
— Нет, — не соглашается ребенок, встает и бежит к отцу. Куницкий уже понимает, в чем дело. Он уговаривает малыша остаться.
— Дверь будет открыта, — обещает женщина.
Дверь прикрывают так, чтобы осталась щелка. Куницкий сидит в приемной и слышит их голоса, но неразборчиво, слов не разберешь. Он ожидал множества вопросов, даже взял с собой медицинскую карту — и теперь читает: роды в срок, естественные, 10 пунктов по шкале Апгар, вес 2750 граммов, длина 57 сантиметров, сделаны такие-то прививки. О взрослом говорят «высокий», а ребенок, получается, имеет «длину». Куницкий берет со столика иллюстрированный журнал, машинально открывает и сразу натыкается на рекламу книжных новинок. Увидев знакомые названия, он сравнивает цены. У него дешевле — он доволен, чувствует выброс адреналина.
— Расскажите мне, что случилось. В чем дело? — спрашивает женщина.
Ему становится стыдно. Что́ он может сказать? Что жена с ребенком пропали, их не было три дня — сорок девять часов, он специально считал. Он не знает, где они были. Всегда все о них знал, а теперь не знает самого главного. Потом Куницкий вдруг представляет себе, что просит врача:
— Помогите мне, пожалуйста. Прошу вас, загипнотизируйте ребенка, пусть он воспроизведет эти сорок девять часов — минута за минутой. Я должен знать.
А она, эта высокая и прямая — будто аршин проглотила — женщина, подходит к нему так близко, что он чувствует исходящий от ее свитера запах стерильности (так когда-то, в детстве, пахло от медсестер), берет его голову большими теплыми ладонями и прижимает к груди.
На самом деле все не так. Куницкий продолжает сочинять:
— В последнее время он стал беспокойным, просыпается по ночам, плачет. В августе мы ездили в отпуск, я подумал, может, он пережил что-то, чего мы не заметили, может, испугался…
Куницкий сомневается, что женщина ему поверит. Она берет авторучку, крутит ее в руках. Говорит с обаятельной улыбкой:
— У вас исключительно развитый, контактный, умный сын. Порой дети реагируют таким образом на обычный мультфильм. Пусть поменьше смотрит телевизор. На мой взгляд, с ним все в полном порядке.
И с тревогой — так ему кажется — смотрит на него самого.
Когда они выходят, когда малыш перестает махать тете-доктору: «Пока-пока!» — Куницкий начинает думать о ней: «Девка». Ее улыбка кажется ему фальшивой. Она тоже что-то скрывает. Что-то она от него утаила. Ну конечно, не надо было идти к женщине. Но есть ли в городе детские психологи-мужчины? Или у женщин какая-то монополия на детей? С ними никогда не бывает ясности, с первого взгляда не поймешь, слабые они или сильные, почему так ведут себя, чего хотят, — нужно держать ухо востро. Ему вспоминается авторучка, которую держала женщина. Желтый «Бик», точно такой же, как на той фотографии.
Вторник, у жены выходной. С самого утра Куницкий возбужден, не спит, притворяется, что не замечает ее утренней суеты — из спальни в ванную, из кухни в прихожую, опять в ванную. Короткий нетерпеливый возглас ребенка — наверное, мать зашнуровывает ему ботинки. Шипение дезодоранта. Свисток чайника.
Когда они наконец выходят, Куницкий останавливается на пороге и прислушивается: приехал ли лифт. Считает до шестидесяти — столько времени им понадобится, чтобы спуститься на первый этаж. Потом быстро обувается и вынимает из пакета куртку, купленную в секонд-хэнде. Для маскировки. Тихонько захлопывает за собой дверь. Лишь бы не пришлось слишком долго ждать лифта.
Да, все идет гладко. Он следует за ними, на безопасном расстоянии, в чужой куртке. Взгляд Куницкого цепляется за ее спину, интересно, ощущает ли жена какой-нибудь дискомфорт, но, видимо, нет, потому что она шагает быстро, размашисто, можно даже сказать — радостно. Они с малышом перепрыгивают через лужи, не обходят, а именно перепрыгивают — почему? Откуда в ней столько энергии в это дождливое, уже осеннее утро — кофе, что ли, так действует? Другие прохожие выглядят медлительными и сонными, жена кажется какой-то разноцветной, ее розовый шарф ярким пятном выделяется на фоне дня, Куницкий держится за него как за соломинку.
