– Я в порядке. – Не хватало мне только группы скорби.
– Виктор, убегая от проблем, их не решишь. Подожди здесь. – Стоун оставляет меня одного в холодной комнате с бетонными стенами и возвращается через пару минут. – Вот письмо, которое после того несчастья написал нам тренер Дитер.
В письме говорится:
«Всем, кого это может касаться.
На прошлой неделе я лишился одного из своих игроков. Трей Мэттьюс был выдающимся футболистом и просто способным парнем, которого ожидало большое будущее. До этого, за все годы работы тренером, мне еще не приходилось терять игроков, и сейчас мне очень тяжело. Дух Трея и его идеи всегда будут жить в команде, независимо от того, с нами он физически или нет.
Кроме того, на прошлой неделе я лишился еще одного игрока, Виктора Салазара. Это молодой человек с духом настоящего бойца, за все годы моей работы таких людей я встречал всего несколько раз. Он был как лев, готовый броситься на противника, едва тот пошевелится. Мне приходилось всегда сдерживать Вика – так силен был его врожденный инстинкт защищать товарищей по команде. Честно говоря, я восхищаюсь этим молодым человеком. Вот бы и я в его возрасте был таким же увлеченным! Он был лидером команды, и без него некому вести игроков. Виктор исчез в день смерти Трея Мэттьюса, и с уходом этих игроков я потерял часть себя.
Пожалуйста, продолжайте искать Виктора Салазара. Он часть нашей школы, часть моей команды и часть моей жизни.
Искренне ваш,
Дитер,
главный тренер по футболу старшей школы Фремонта».
– Виктор, ты в порядке?
Я уставился на письмо. Никак не ожидал, что обо мне напишут такое, особенно Дитер, жесткий тренер, который никогда не показывает эмоций.
– Да, – говорю я, глотая подступивший к голу комок. – Все нормально.
– Я чем-нибудь еще могу тебе помочь?
Я протягиваю Стоуну письмо Дитера:
– Нет.
– Тогда можешь идти.
Когда я уже выхожу из полицейского участка, у меня за спиной раздается голос Стоуна:
– Виктор!
– Да? – Я поворачиваюсь к офицеру.
Он протягивает мне брошюру:
– Это про группу скорби. Вдруг тебя заинтересует.
Стоун уходит, а я смотрю на буклет. Подростки помогают подросткам. Засунув брошюру в задний карман, я иду на парковку. Зачем мне группа ребят, которые сидят и сами себя жалеют? Но, сев в машину и задумавшись о своей теперешней жизни, я вдруг кое-что понимаю.
Да я же сам себя жалею. Вот черт!
Я ЗАХОЖУ В ПОЛИКЛИНИКУ ПРИ БОЛЬНИЦЕ. Работник за стойкой регистрации показывает, как пройти в группу скорби.
Я вхожу в небольшую комнату с белыми стенами. В центре ее по кругу расставлены серые стулья. Здесь уже два парня примерно моего возраста. У одного светлые волосы до плеч, на нем футболка с изображением какой-то музыкальной группы и рваные джинсы. У второго короткие рыжие волосы, его нос и руки усыпаны веснушками. Еще в комнате девушка. У нее короткие, стоящие торчком волосы и огромные тоннели в ушах. Не уверена, что она член группы – просто стоит у окна в дальней части комнаты и смотрит на парковку.
Входит женщина, на вид ей лет тридцать. Она тепло улыбается, в руках стопка бумаги.
– Рада, что вас так много, – говорит женщина, садясь, и кладет свои вещи на соседний стул.
Я думаю только об одном: если эта женщина считает, что четыре – это много, то она наверняка самый ярый оптимист на всей планете.
Женщина приглашает меня сесть на один из стульев:
– Добро пожаловать в группу скорби для подростков. – Она смотрит на часы. – Похоже, пора начинать. Давайте для начала представимся друг другу. Хорошо?
Ей никто не отвечает.
– Начнем с меня. – Кажется, ее не беспокоит отсутствие энтузиазма у участников. – Меня зовут Уэнди Кейн, и здесь, в больнице, я веду группу скорби для подростков. У меня двое детей, две собаки и один муж.
Видимо, она ждала смешков после замечания про «одного мужа», но взгляды, обращенные на нее, пусты.
– Теперь я, – говорит парень в майке с группой. Он откидывает волосы и выставляет вперед подбородок, как будто хочет казаться суровее. – Меня зовут Брайан. Ну да, на этом, пожалуй, все.
Закончив говорить, Брайан снова садится.
– Я… э-э… Перри, – волнуясь, говорит рыжий парень. – Здесь я… э-э… потому что полгода назад мой папа, типа, покончил собой.
